Улица Темных Лавок
Шрифт:
— Нет.
Мы вышли из отеля. Группа мужчин и женщин в вечерних Туалетах кричащих цветов — гранатовых смокингах, длинных платьях зеленого и небесно-голубого атласа — ждала такси.
— Мне неловко вас беспокоить…
— А вы меня не беспокоите, — сказал он задумчиво. — Я уже так давно ничего не слышал о Гэй… Да вы, собственно, кто?
— Ее родственник. Я… хотел бы узнать у вас некоторые подробности… ее жизни…
— Подробности?
Он потер висок указательным пальцем.
— Что я могу вам сказать?..
Мы шли вдоль отеля по узкой улочке,
— Мне надо домой, — сказал он.
— Я провожу вас.
— Так вы правда родственник Гэй?
— Да. Наша семья хотела бы узнать побольше о ее судьбе.
— Она давно умерла.
— Я знаю.
Он шел очень быстро, и я еле поспевал за ним. Старался держаться рядом. Мы были уже на набережной Бранли.
— Я живу напротив, — сказал он, показывая на тот берег Сены.
Мы зашагали по Бирхакеймскому мосту.
— Вряд ли я смогу вам многое рассказать. Все это было так давно…
Он замедлил шаг, словно почувствовал себя наконец в безопасности. Может, он шел так торопливо, считая, что за ним следят. Или чтобы отделаться от меня.
— А я и не знал, что у Гэй есть родственники, — сказал он.
— Как же… со стороны Джорджадзе…
— Простите?
— Семья Джорджадзе… Фамилия ее деда — Джорджадзе…
— А, ясно…
Остановившись, он облокотился на каменный парапет моста. Я не мог последовать его примеру — у меня закружилась бы голова. Я стоял перед ним. Он заговорил не сразу.
— Вы знаете… что я был ее мужем?
— Знаю.
— Откуда?
— Это записано в старых документах.
— Мы вместе выступали в одном ночном кабачке в Нью-Йорке… Я играл на рояле… Она попросила меня жениться на ней, просто хотела остаться в Америке и не обращаться к иммиграционным властям… — Он покачал головой, вспомнив это. — Забавная была девочка. Потом она стала любовницей Лаки Лучано [2] … Познакомилась с ним, когда начала выступать в казино на Палм-Айленд…
2
Сальваторе Лучано (1897–1962), прозванный Лаки Лучано (что по-английски означает Счастливчик Лучано) — один из главарей американской мафии по торговле наркотиками.
— Лучано?
— Да-да, Лучано… Она была с ним, когда его арестовали в Арканзасе… Потом встретила какого-то француза, я узнал, что они вместе уехали во Францию…
Его лицо просветлело. Он улыбался.
— Я рад, месье, что могу поговорить о Гэй…
Под нами, на правый берег Сены, проехал поезд метро. Потом второй, в обратном направлении. Их грохот заглушал голос Бланта. Он говорил мне что-то — я видел это по движениям его губ.
— …Самая красивая девушка, какую я знал…
И этот обрывок фразы, который я чудом уловил сквозь шум, поверг меня в глубокое отчаяние. Я стоял на мосту ночью, с совершенно незнакомым мне человеком и пытался вырвать у него какие-то сведения, которые
— Может, пройдем немного вперед?
Но он был так погружен в свои мысли, что даже не ответил. Он, видимо, давно уже не думал об этой Гэй Орловой, и теперь воспоминания о ней, всплывая на поверхность сознания, оглушали его, словно шквальный ветер. Он стоял неподвижно, по-прежнему опершись на парапет.
— Давайте все-таки пройдем вперед…
— Вы знали Гэй? Встречались с ней?
— Нет. Поэтому я и хотел, чтобы вы мне о ней рассказали.
— Она была блондинкой… с зелеными глазами… очень необычная внешность… как бы вам ее описать… Пепельные волосы…
Пепельная блондинка. Которая, возможно, сыграла не последнюю роль в моей жизни. Надо внимательнее рассмотреть ее фотографию. И постепенно все вернется. А может, он направит меня по более точному следу. Все-таки мне повезло, что я нашел этого Уолдо Бланта.
Я взял его под руку. Не могли же мы вечно торчать на мосту. Мы пошли по набережной Пасси.
— Вы виделись с ней во Франции? — спросил я.
— Нет. Когда я приехал во Францию, ее уже не было в живых. Она покончила с собой…
— Почему?
— Она часто мне говорила, что боится постареть…
— А когда вы ее видели в последний раз?
— После истории с Лучано она познакомилась с тем французом. В то время мы иногда виделись.
— Вы знали этого француза?
— Нет. Она говорила, что собирается выйти за него, чтобы стать француженкой… Она была одержима идеей обрести гражданство…
— Вы развелись?
— Конечно… Наш брак длился всего полгода. Как раз достаточно, чтобы успокоить иммиграционные службы, которые хотели выдворить ее из Соединенных Штатов.
Я напряженно слушал, стараясь не упустить нить рассказа. Тем более что он говорил очень тихо.
— Она уехала во Францию… И больше я ее не видел… А потом узнал… о самоубийстве…
— Как вы узнали?
— От одного приятеля-американца, он был знаком с Гэй и оказался в то время в Париже. Он прислал мне маленькую вырезку из газеты…
— Вы сохранили ее?
— Да, конечно, она у меня дома, в столе.
Мы поднялись к садам Трокадеро. Там царило оживление, фонтаны были освещены. У фонтанов и на Иенском мосту толпились туристы. Этот октябрьский субботний вечер казался весенним — много гуляющих, теплый воздух, еще не облетевшие листья.
— Я живу чуть дальше…
Сады Трокадеро остались позади, мы свернули на Нью-Йоркскую авеню. Там, на набережной, под деревьями, у меня возникло неприятное ощущение, что все это мне только снится. Я уже прожил свою жизнь и теперь просто призрак, парящий в теплом воздухе субботнего вечера. К чему восстанавливать оборванные связи, отыскивать ходы, которые давным-давно замурованы? И я уже с трудом верил в реальность этого пухлого усатого человечка, идущего рядом.
— Как странно, я вдруг вспомнил имя француза, с которым Гэй познакомилась в Америке…