Уличный адвокат
Шрифт:
– Еще как стал бы! Другое дело, не прожил бы на них.
– Это одно и то же.
– На том и разошлись.
– Да, черт возьми, разошлись! Но почему, Майкл? Всего месяц назад ты был таким, как я. Посмотри на себя - пошлая бороденка, мятые штаны, дурацкие разговоры о спасении человечества. Где ты оступился?
Я шумно выдохнул, внутренне улыбнувшись надрыву, с которым прозвучал вопрос. Уорнер тоже перевел дух. Мы были слишком цивилизованны для прилюдной ссоры.
– Знаешь, ты круглый дурак.- Он наклонился ко мне.- Еще немного, и ты стал бы компаньоном. Ум, отличное образование,
– Я потерял любовь к деньгам, Уорнер. Похоже, на мне печать дьявола.
– Ах, как оригинально! Знаешь, Майк, однажды утром ты проснешься и вспомнишь, что тебе шестьдесят. Спасать человечество надоело, ибо его в принципе нельзя спасти. У тебя ни собственного угла, ни цента, ни сбережений, ни Работы, ни жены, которая копается в чужих мозгах и приносит домой хорошие деньги. Как ты поступишь тогда?
– Этот вопрос приходил мне в голову, и я ответил, что у меня есть отвратительно богатый родственник. Я сниму трубку и позвоню тебе, Уорнер.
– А если я помру к тому времени?
– Помяни меня в завещании. Позаботься о братце.
Внезапный голод заставил нас прервать содержательную беседу.
Самонадеянный Уорнер вполне мог решить, что наш разговор заставил меня взяться за ум. Стоит только глубоко проанализировать допущенные ошибки, как мысль о всеобщем благе будет отброшена и я снова обрету выгодную работу. Я прямо-таки слышал, как Уорнер убеждает отца с матерью, что все утрясется.
Невыясненными для него остались кое-какие пункты программы. Какая премия полагается в конторе на Четырнадцатой улице по итогам года? Весьма скромная. Существует ли пенсионное обеспечение? Понятия не имею.
Под конец Уорнер заявил, что, посвятив парочку лет бескорыстному служению обществу, перебесившись, так сказать, я неизбежно образумлюсь. Он дал мне замечательный совет: найти женщину, разделяющую мои дикие взгляды, но не стесненную в средствах, и жениться на ней. Я от души поблагодарил брата.
Выйдя на улицу и пожимая на прощание руку, я еще раз заверил Уорнера, что полностью отдаю себе отчет в своих действиях, и попросил, чтобы доклад о поездке был предельно оптимистичным.
– Не заставляй родителей волноваться, Уорнер. Скажи, я в порядке.
– Дай знать, когда оголодаешь,- отшутился брат.
Я пошел прочь.
Гриль-бар "Под пилоном" находился рядом с Университетом Джорджа Вашингтона и держал двери открытыми день и ночь. В баре привечали гонимых из дому или бессонницей, или неутомимой жаждой новостей. Завтрашний номер "Вашингтон пост" поступал сюда около полуночи, а народу набегало не меньше чем во время ленча.
Купив газету, я устроился перед стойкой. Тишина в баре изумляла. Человек тридцать с таким сосредоточенным вниманием склонились над страницами, будто читали об объявлении Третьей мировой войны.
Статья под жирным заголовком занимала подвал первой полосы и продолжалась на десятой. Россыпь фотографий.
Лонти Бертон, смотрящая с плакатов на митингующую толпу. Мордехай, лет на десять моложе нынешнего, Артур Джейкобс, Тилман Гэнтри и Девон Харди.
Какой скандал! Артур Джейкобс в окружении афроамериканцев с тюремными номерами на груди (снимки взяты из полицейского архива).
Еще немного, и заработают факсы. Копии статьи лягут на столы в каждой крупной фирме, и юридическое сообщество содрогнется от смеха.
У Гэнтри на снимке была столь угрожающая физиономия, что мне стало худо: с кем мы связались!
Имелась и моя фотография, та самая, из субботнего выпуска. Меня публике преподнесли как связующее звено между "Дрейк энд Суини" и Лонти Бертон, хотя репортер не знал, что Лонти я видел живой.
Бойкая, полная подробностей статья производила сильное впечатление. Начиналась она с описания выселения, автор приводил имена участников события, в том числе и Харди, который неделю спустя был убит при самых странных, на взгляд автора, обстоятельствах. Далее сообщалось о Деятельности Мордехая и смерти семейства Бертон. Упоминался и мой арест. Причина его не раскрывалась. В беседе с Журналистом я благоразумно умолчал о досье.
Слово Клаузен сдержал - никаких ссылок на нас с Мордехаем как на источники информации.
Комментарии противной стороны отсутствовали.
Глава 31
В пять утра меня разбудил телефонный звонок.
– Спишь?- осведомился Уорнер.
Брат звонил из гостиницы. Он прочитал статью и обрушился на меня с градом вопросов и советов.
В судебных тяжбах Уорнер был специалистом, причем одним из лучших. Он сразу заявил, что требуемая нами компенсация - десять миллионов долларов смехотворна. Ванных обстоятельствах, когда жюри присяжных будет, безусловно, целиком на нашей стороне, можно смело увеличить сумму иска по крайней мере вдвое. Уорнер с огромным удовольствием сам взялся бы вести дело. А как там Мордехай - у него есть опыт работы с судом? Что насчет гонорара? Мы должны исходить из сорока процентов, не менее. Не даром же, в конце концов, я заварил эту кашу.
– Десять,- признался я, утаив про другие десять, что отходили фонду.
– Что?! Десять процентов? Да вы рехнулись!
– Наша контора не ставит целью извлечение выгоды,- заикнулся я, но Уорнер перебил:
– Как можно быть такими наивными?!
Самую сложную проблему, по мнению брата, представляло досье.
– У вас есть возможность доказать правоту без выкраденных документов?
– Да.
Снимок старины Джейкобса в обрамлении арестантов привел Уорнера в восторг. Самолет в Атланту вылетает через два часа, значит, в девять брат будет в офисе. Ему не терпелось пустить газету по рукам коллег.
– Я разошлю статью факсом по всему западному побережью!
Он положил трубку.
Проспав от силы три часа, я некоторое время поворочался и вылез из спального мешка. Какой уж тут отдых! События назревали слишком быстро.
Я принял душ и вышел на улицу. В кофейне у пакистанцев выпил чашку кофе и купил овсяного печенья для Руби.
На углу Четырнадцатой улицы, за два дома до нашей конторы, увидел два автомобиля. В половине восьмого утра?
Заподозрив неладное, я проехал мимо конторы. Руби на крыльце не оказалось.