Улисс (часть 3)
Шрифт:
Возле губ лихорадка. Голову бедняжке. Поверх волосы начесаны: ракушка обросла водорослями. Зачем они прячут уши под этими водорослями волос? А турчанки рот прячут, тоже зачем? Одни глаза поверх сетки. Чадра. Попробуй туда проникни. Пещера. Входить только по делу.
Думают, что им слышно море. Его пение. Рев. А это кровь. Приливает к ушам. А что, тоже море. Шарики – острова.
Правда, замечательно, Так отчетливо. Можно еще. Джордж Лидуэлл подержал ее, шепчущую, послушал, – потом осторожно отложил.
– О чем напевают волны? – спросил он ее с
Чаруя, но не давая ответа, улыбкой моря Лидия Лидуэллу улыбнулась.
Тук.
Мимо Ларри О'Рурка, мимо нашего Ларри, бравого Ларри О', Бойлан колыхался и свернул Бойлан.
От покинутой раковины мисс Майна скользнула к ожидающим кружкам. Нет, она была не совсем одинока, лукаво поведала головка мисс Дус мистеру Лидуэллу. Прогулки у моря при луне. Нет, не в одиночестве. А с кем же? С одним очень достойным другом – был достойный ответ.
Пальцы Боба Каули снова замелькали в высоких октавах. Право первого иска за домохозяином. Немного бы времени. Длинный Джон. Большой Бен. С легких пальцев слетал легкий яркий мотив для увеселения легконогих дам с лукавой улыбкой и их кавалеров, их достойных друзей. Раз: и – раз – раз – два – раз: два – раз – три – четыре.
Море, ветер, листва, реки, гром, мычанье коров, скотный рынок, петухи, куры не кукарекают, змеиный ш-ш-ш-шип. Во всем есть музыка. Дверь Ратледжа: кр-р, скрип. Нет, это уже шум. А сейчас он менуэт играет из «Дон Жуана». Придворные во всяческих туалетах танцуют в покоях замка. А снаружи крестьяне. Нищета. Голодающие с синими лицами, едят лопухи. Красота, нечего сказать. Глянь: глянь-глянь-глянь-глянь-глянь: погляди на нас.
Радостная мелодия, я хорошо чувствую. Но никогда бы не написал такую. А почему? Моя радость – другая. Но они обе – радость. Конечно, радость.
Музыка самим фактом уже говорит, что ты. Сколько раз думал, она не в духе, а она начинает вдруг напевать. Ну, тут ясно.
Маккой с чемоданом. Моя жена и ваша жена. Кошачий визг. Или как будто шелк раздирают. Когда разговаривает, трещит как трещотка. Они не умеют говорить с паузами, как мужчины. И брешь какая-то у них в голосе. Заполни меня. Я теплая, темная, открытая. Молли в quis est homo: Меркаданте.
Прислонил ухо к стене, чтоб слышать. Мне нужна женщина, которая б отпускала товар.
Звякнув брякнув стала коляска. Щегольской штиблет Бойлана-щеголя броские носки в стрелки и пояски соскочили легко на землю.
А смотри– ка! Тоже у Моцарта, «Маленькая ночная музыка». Отличный каламбур. Я эту музыку часто слышу, когда она. Акустика. Журчание. Когда в пустой горшок особенно громко. Все дело в акустике, изменение громкости согласно весу воды равняется по закону падающей воды. Как эти рапсодии Листа, венгерские, на цыганский лад. Жемчужины. Капли. Дождик.
Кап– кап-ляп-ляпплям-плям. Ш-ш-шип. Сейчас. Может, как раз сейчас. Или уже.
В дверь тук-тук, в двери стук, то дружок Поль де Кок большой мастер стучать то петух потоптать кукареку прокричать. Ко-о-кокок.
Тук.
– «Qui sdegno» [1085] ,
– Да нет, Бен, – вмешался Том Кернан, – лучше «Стриженого паренька». На родном наречии.
– Давайте, Бен, – присоединился к нему мистер Дедал. – О, добрые люди.
– Давайте, давайте! – поддержали все в один голос.
1085
«Тут возмущенье» (итал.)
Пойду– ка я. Пэт, можно вас. Подойдите. Он подходит, он подходит, он, не мешкая, идет. Ко мне. Сколько с меня?
– А в какой тональности? Шесть диезов?
– Фа диез мажор, – подтвердил Бен Доллард.
Растопыренные когти Каули упали на черные клавиши нижних октав.
Я должен идти, сказал принц Блум принцу Ричи. О, нет, возразил Ричи.
Увы, должен. Где-то он раздобыл деньжонок. Теперь пойдет во все тяжкие, пока у него поясницу не схватит. Сколько? Он услывидел губречь. Шиллинг и девять пенсов. Пенни ему. Вот. Нет, оставь два на чай. Глухой, весь в заботах. Может, у него дома семья, жена тужит, пока Пэтти служит.
Хи– хи-хи-хи. Глухарь служит, она по нем тужит.
Но погоди. Послушай. Мрачные аккорды. Угугугрюмые. Низкие. Во мрачной пещере, в недрах земли. Груды руды: глыбы музыки.
Голос мрачного времени, нелюбви, земной истомленности, мерно вступил и, скорбный, пришедший издалека, с диких гор, воззвал к добрым людям.
Священника он искал, ему хотел молвить слово.
Тук.
Бен Доллард, бас-бормотон. Старается выразить как может. Уханье необъятного болота – безлунного – безлюдного – бездамного. Еще один, скатившийся вниз. Был ведь когда-то крупным поставщиком для флота. Отлично помню: просмоленные канаты, сигнальные фонари. А потом банкротство на десять тысяч фунтов. Теперь в богадельне Айви. Каморка номер такой-то. Все выпивка довела.
Священник дома. Слуга мнимого священника приглашает его войти. Входи.
Святой отец. Завитки аккордов.
Разоряют людей. Губят им жизнь. А потом пожалуют по каморке, чтоб имел, где подохнуть. Бай-бай. Колыбельная. Спи, наш песик, баю-бай. Спи, собачка, подыхай.
Голос, звучащий предостережением, зловещим предостережением, поведал им, как входит юноша в зал пустой, как зловеще там раздаются его шаги, поведал о мрачных покоях, где сидел священник в сутане, готовый выслушать исповедь.
Чистая душа. Правда, малость уже свихнулся. Рассчитывает выиграть в «Ответах» конкурс, разгадка ребусов на названия стихотворений. И мы вручим вам хрустящую банкноту в пять фунтов. Птица сидит на яйцах в гнезде. Он решает, что это «Песнь последнего менестреля». Ка черточка тэ, какое это домашнее животное? Эн черточка эн, храбрейший из моряков. Но голос до сих пор прекрасный. И далеко не евнух, с этакой-то своей снастью.
Слушай. Блум слушал. Слушал Ричи Гулдинг. И у дверей глухой Пэт, лысый Пэт, очаеванный Пэт слушал.