Ультиматум Борна (др. перевод)
Шрифт:
– Даже так! – вскричал бывший бригадный генерал британской армии. – Позвольте теперь мне кое-что вам объяснить... Вас обвел вокруг пальца международный террорист, который разыскивается по всему миру! Вы знаете, какое наказание положено за содействие подобному преступнику? Я объясню, если вы, паче чаяния, «по службе» упустили это из виду... Расстрел или даже, что менее милосердно, публичное повешение! А теперь дай мне этот чертов парижский телефон! И побыстрее!
Дрожащий как лист племянник схватил дядю за руку, которая ходила ходуном, когда он раскрывал записную книжку.
– Я
Вызванный охранником Джон Сен-Жак в белых брюках и белом полотняном пиджаке свободного покроя прошел в библиотеку их новой «крепости» – поместья в Чесапик-Бей. Охранник, мускулистый мужчина среднего роста с четко очерченными испанскими чертами лица, стоял в дверном проеме; жестом он указал на телефон на огромном столе вишневого дерева.
– Это вас, мистер Джонс. Директор на проводе.
– Благодарю, Гектор, – сказал Джонни и, немного помедлив, продолжил: – А этот «мистер Джонс» так уж необходим?
– Так же, как и Гектор. Меня зовут Роджер... а может, Даниэль. Называйте, как хотите.
– Понятно. – Сен-Жак поднял трубку. – Холланд?
– Тот номер, который сообщил твой друг Сайкс, привел в тупик... Но этот тупик не такой уж бесполезный.
– Как сказал бы мой зять, будь добр, говори по-английски.
– Это телефон кафе, которое расположено на набережной Марэ. Надо спросить «дрозда». Если «дрозд» на месте, контакт устанавливается. Если нет, надо звонить снова.
– В чем же польза этого номера?
– Мы будем звонить часто, а в кафе посадим нашего человека.
– Что еще происходит?
– Мой ответ будет неполным.
– Черт тебя дери!
– Мари просветит тебя...
– Мари?!
– Она сейчас на пути домой. Она прямо с ума сходит, но с другой стороны, у нее словно груз с души свалился.
– Почему она сходит с ума?
– Я заказал ей место второго класса на нескольких рейсах дальнего следования...
– Бога ради, почему?! – сердито перебил Сен-Жак. – Пошли за ней, черт возьми, самолет! Она оказала вам больше услуг, чем кто бы то ни было в вашем глупом конгрессе или тупом сенате, а за ними вы посылаете самолеты по всему белу свету. Я не шучу, Холланд!
– Не я посылаю эти самолеты, – отрезал директор ЦРУ. – Этим занимаются другие. Те самолеты, которые посылаю я, вызывают слишком много любопытства и вопросов за рубежом... Давай ограничимся этим объяснением. Ее безопасность важнее, чем ее комфорт.
– Согласен, бандит.
Директор помедлил, явно сдерживая раздражение.
– Знаешь что? Ты не самый приятный человек...
– Моя сестра со мной как-то уживается, и для меня это важнее твоего мнения. Почему у нее словно груз с души свалился? Кажется, так ты сказал?
Холланд помолчал, но уже не из-за того, что сдерживал раздражение, а подыскивая подходящие слова:
– Произошел неприятный инцидент. Об этом никто не мог даже подумать, не то что предсказать.
– О, опять я слышу эти знаменитые, мать их, слова, которые так полюбились американскому истеблишменту! –
В третий раз Питер Холланд ответил не сразу, хотя в трубке раздавалось его тяжелое дыхание. Наконец он заговорил:
– Знаешь, юнец, я вполне могу повесить трубку и забыть о твоем существовании, и это будет полезно для моего кровяного давления.
– Послушай, бандит, речь идет о моей сестре и о том парне, за которого она вышла замуж... Ему, как мне кажется, сейчас совсем не сладко. Пять лет назад вы, ублюдки, – повторяю: вы, ублюдки, – едва не угробили их обоих в Гонконге и кое-где еще к востоку от него. Я не знаю всех фактов, потому что они либо слишком честны, либо слишком глупы, чтобы придавать их огласке, но мне известно достаточно, чтобы у себя на островах я не доверил бы тебе и должности официанта!
– По крайней мере, честно, – смягчаясь, заметил Холланд. – Не то чтобы это было важно, но тогда я не сидел в этом кресле.
– Это и не важно. Суть вашей тайной системы такова, что и ты поступил бы таким образом.
– Может, и поступил бы... Так же, как и ты, если бы знал все... Но это тоже не важно. Это уже история.
– А сейчас – это сейчас, – перебил Сен-Жак. – Что случилось в Париже? Что за «неприятный инцидент»?
– По словам Конклина, на частный аэродром в Понкарре было совершено нападение. Его отбили... Ни твоего зятя, ни Алекса не ранили. Вот и все, что я могу сообщить тебе.
– А больше мне ничего и не надо.
– Я только что разговаривал с Мари. Она сейчас в Марселе и будет у нас завтра утром. Я лично встречу ее и доставлю в Чесапик.
– А что с Давидом?
– С кем?
– Зятем моим!
– Ах... да, понял. Он сейчас на пути в Москву.
– Куда?
Самолет «Аэрофлота» свернул с посадочной полосы аэропорта «Шереметьево». Пилот провел его еще примерно с четверть мили по расположенной рядом рулежной полосе и остановился недалеко от здания аэропорта.
– Перед выходом будет пяти-семиминутная задержка. Пожалуйста, оставайтесь на местах, – объявили по-русски и по-французски.
Объяснения этой информации не последовало, и те пассажиры парижского рейса, которые не были советскими гражданами, вновь взяли газеты и журналы, предполагая, что задержка вызвана взлетом другого самолета. Однако граждане СССР, а также пассажиры, уже знакомые с тем, как проходит процедура прибытия в Москву, поняли, в чем дело. Происходила эвакуация если не всех, то части людей из передней части самолета, которая была предназначена для особых пассажиров. К выходу обычно подкатывали трап, а в нескольких десятках метров от самолета ждал правительственный лимузин. Чтобы выходящих особых пассажиров невозможно было запомнить, стюардессы сновали по салону самолета и следили за тем, чтобы никто не фотографировал. Такого никогда и не случалось. Прибывшие путешественники были поручены заботам КГБ. По причинам, которые могли объяснить только в Комитете, их не должны были видеть в здании международного аэропорта «Шереметьево».