Ультиматум
Шрифт:
Во главе этой небольшой группы шел приземистый офицер в чине капитана. За ним следовали унтер-офицер и двое солдат. Капитан не производил впечатления кадрового офицера; он был уже немолод, и ходьба по вспаханному полю давалась ему с трудом. Громко переводя дыхание, он остановился примерно в пяти метрах от Савельева и Смирнова и по-военному отдал честь, приложив руку к меховой шапке. Его глаза беспокойно бегали от одного к другому, хотя и производили почти добродушное впечатление. Он приказал солдату с ящичком выйти вперед.
Смирнов знал, что находится в ящичке. Воспользовавшись временем
После того как немецкий капитан, довольно сносно, с акцентом немца из Прибалтики, говоривший по-русски, выяснил, что командование немецких войск в Корсуне оповещено о прибытии советских парламентеров и желает принять их, он приказал открыть ящичек и вынул из него два белых платка.
Первому глаза завязали Савельеву. Унтер-офицер занял место справа от Савельева, а солдат, все это время с нескрываемым любопытством разглядывавший Смирнова, — справа от него. Потом они взяли парламентеров за локоть и повели их вперед, в сторону немецких позиций.
Второй этап пути показался Смирнову намного длиннее первого. Наконец по шуму голосов и позвякиванию оружия он догадался, что они подошли к немецким окопам. По дощатым мосткам их перевели на другую сторону. Дальше путь шел по скользкой земле. Солдат то и дело крепко сжимал локоть Смирнова, поддерживая его на скользких местах, и вел его то влево, то вправо, очевидно, в обход деревьев, воронок или луж.
Так они двигались примерно полчаса, наконец капитан объявил: остановиться и ждать. Смирнов слышал, как он куда-то ушел. Унтер-офицер и солдат о чем-то тихо переговорили между собой. Вдруг Смирнов почувствовал, что солдат, стоящий рядом с ним, слегка подтолкнул его локтем. Смирнов невольно повернул к нему голову. И тут на ломаном русском языке солдат прошептал ему на ухо:
— Товарищ, слушать! Русский народ хороший! Слушать! Я любить русский, очень любить!
От неожиданности Смирнов сделал шаг назад. «Что бы это могло означать? Может быть, солдат хочет спровоцировать меня на необдуманный поступок? Если бы я мог сейчас видеть его лицо! Если он действительно так думает, я не могу просто оттолкнуть его от себя»
Смирнов вытащил из кармана шинели пачку папирос, но не успел взять из нее одну, как почувствовал в своих губах сигарету.
— Пожалуйста, курите! — сказал его провожатый.
Смирнов протянул пачку в его сторону.
— О, благодарю!
Смирнов услышал, что солдат вытащил папиросу, чиркнул спичкой.
На некотором удалении от них остановилась машина. Подошел капитан и пригласил их садиться. Как выяснилось, это был открытый легковой немецкий автомобиль. Смирнов понял это по слишком мягким рессорам, непригодным для здешних сельских дорог. С полчаса или меньше машина мчалась на большой скорости, потом водитель заметно убавил газ. Чувствовалось, что они проезжают мимо каких-то домов. Дорога под шинами больше не шипела, а гудела так, как будто была выложена камнем.
— Стеблев? — тихо спросил Смирнов подполковника. Если бы они могли выяснить и сообщить, где находится штаб генерала Штеммермана…
— Вряд ли, — ответил Савельев.
Повязка
Смирнов встал, покрутил головой во все стороны и услышал приглушенный рокот голосов. Однако точнее он определить ничего не мог, уши его были заложены от быстрой езды. Ясно было одно: люди вокруг него говорили по-немецки. Кто-то спросил, почему здесь так много народу, другой ему ответил, что русские прислали для переговоров своих парламентеров.
— Они, видимо, думают, что мы уже дышим на ладан, — ядовито заметил третий.
— Осел! — произнес чей-то скрипучий голос.
Савельев вышел из машины, Смирнов тут же последовал его примеру. Солдат повел их прямо через шум голосов, который то утихал перед ними, то снова усиливался за их спиной.
— Вон как начистились! — услышал он чей-то шепот и невольно подумал о своих до блеска начищенных сапогах.
Постепенно шум голосов умолк. Лейтенант Смирнов даже не обратил на это внимания. Через несколько минут они встретятся лицом к лицу с представителями командования обоих окруженных немецких корпусов. Он сосредоточил свои мысли на самом главном, от чего зависела теперь жизнь десятков тысяч немецких солдат.
Снова и снова пытался он поставить себя на место немецких военачальников и представить, как бы поступил в их положении. И как всегда, думая об этом, он приходил к выводу, что положение безнадежно. Чего он представить не мог, так это того, что может оказаться во главе армии, занимающейся разбоем.
Смирнов заметил, что теперь они свернули с мощеной улицы. Под их ногами зашуршал гравий. Садовая дорожка? Мимо проехало несколько легковых машин. Вдруг он вздрогнул. Совсем близко, по-видимому из дома, раздался девичий смех. Потом смех утих, послышалась украинская речь.
Вновь мимо проехали машины, некоторые навстречу им, другие — обгоняя. Потом серебристые голоса украинских девушек донеслись уже издалека. Они смеялись, и их смех сопровождал обоих офицеров, входящих в двери дома.
Так вот это где! Невольно Смирнов вытянул руку в сторону Савельева.
— Что случилось? — спросил тот.
— Нет, ничего. — Смирнов стиснул зубы и заставил себя успокоиться.
Миновав короткий коридор, они вошли в какую-то дверь и, почувствовав, что ступили на ковер, остановились. Послышались шум отодвигаемых стульев и шаги нескольких человек. Кто-то приказал по-немецки:
— Снимите с них повязки!
В глаза парламентерам ударил яркий свет. Прищурившись, Смирнов огляделся. Обыкновенная сельская комната с низким потолком, побеленными известкой стенами и чисто вымытыми широкими половицами. Буфет, полки, цветы, семейные фотографии в рамках, стулья, ковер, наверняка доставленный из другого дома. У стола перед окном стояли два немецких офицера — полковник и подполковник. Седоватые волосы у обоих гладко зачесаны назад, на бледных лицах усталость и напряжение.