Улыбка 45-го калибра
Шрифт:
– Здрассти.
– Мама дома? – спросила я, входя в хорошо знакомый холл, заставленный кадками с растениями.
Карина увлекается цветоводством. В доме Сыромятниковых на каждом метре пространства красуются емкости с экзотическими растениями.
– Ее нет, – произнесла Леля, став пунцовой.
Я удивилась:
– Куда же она подевалась? Обычно дома сидит.
Лелина лицо приобрело оттенок кетчупа «Чумак», который очень любит Маруся.
– Это, ну, в общем… В бридж играть пошла, к Локтевым.
Локтевы тоже наши соседи. Их коттедж стоит слева
– К Локтевым? Но ведь они еще на прошлой недели заперли дом и отправились в Лондон.
У бедной Лели на глазах выступили слезы, и она в полном отчаянии воскликнула:
– Ну не помню, куда мама пошла, нет ее!
В полном недоумении я вышла на крыльцо. Очень странно. Нас с Сыромятниковыми связывают скорее дружеские, а не просто соседские отношения. Несколько лет мы запросто общаемся, забегаем друг к другу в халатах…
Внезапно из-за закрытой двери донесся высокий голосок Лели:
– Я больше не буду ей врать, тетя Даша хорошая.
– Ты же видела газету, – ответила Карина, – мадам Васильева – воровка, обокрала приятелей, таких людей в дом не пускают!
– Это ошибка!
– В газете всегда помещают проверенные сведения, – с уверенностью человека, выросшего в стране социализма, заявила Карина.
– Она не могла украсть, да и зачем? – пыталась оправдать меня Леля. – У них денег больше, чем у нас!
– Дурочка, – ласково ответила Карина, – она же не двадцать рублей сперла. Яйцо, сделанное самим Фаберже! Прикинь, сколько оно стоит. И потом, как у людей обстоят дела в действительности, никогда не узнать. Наш папа в прошлом году чуть не разорился, но об этом никто не догадывался. Мы на «мерсе» ездили и в шубах щеголяли…
Не слушая, что ответила Леля, я побрела по дорожке, соединяющей наши участки. Да, дело плохо. Если уж Карина поверила, то у тех, кто знаком со мной не так близко, и сомнений, должно быть, не осталось. Небось все соседи перестанут со мной здороваться. И что делать? Ума не приложу. Внезапно мне в голову пришла гениальная мысль. Я вытащила мобильный и, поеживаясь от совсем не по-апрельски прохладного ветерка, набрала номер Колесова.
– Жора? Сделай доброе дело. Звякни этому Рыкову и посоветуй подать заявление в милицию о краже. Пусть в происшествии разберутся компетентные органы.
– Я ему предлагал, – вздохнул Жорка.
– И что?
– Не хочет. Говорит, его родственники – до десятого колена аристократы – никогда никаких дел с полицией не имели и ему завещали поступать так же.
– Какая глупость!
– Точно, – подхватил Жорка, – только он уверен, что воровка – ты.
Я стала набирать другой номер.
– «Улет» на проводе.
– Чебукова позовите.
– Кто просит?
– Майя Плисецкая.
– О, как я рад, – донеслось через секунду из мембраны, – как счастлив, несравненная…
– Можешь не разливаться соловьем, это Даша Васильева.
Антон поскучнел:
– Ну и чего надо?
– Если принесу тебе неопровержимые доказательства того, что яйцо украла не я, а кто-то другой, ты дашь опровержение?
– Обязательно
– Обещаешь?
– Слово джентльмена.
– Ну в твоих устах это не гарантия.
– Хорошо, в честь нашей дружбы.
Я хмыкнула: мог бы и раньше об этом вспомнить.
– Только имей в виду, – завел Антон.
– Что еще?
Чебуков помолчал, а потом внезапно спросил голосом нормального человека, того, кто просиживал в былые времена табуретку у меня на кухне:
– Слышь, Дашка, ты вправду его не брала? Сделай милость, скажи честно!
– Скоро приволоку к тебе за шиворот того, кто совершил кражу, – пообещала я и побежала домой.
Надо вновь становиться собачьей нянькой. Эту ночь я спала совершенно спокойно. Наша домработница сжалилась надо мной и сказала:
– Давайте я повожусь со щенятами.
Правда, Маруся предлагала мне это еще раньше, но я не хотела, чтобы девочка шла на занятия, абсолютно не выспавшись.
Накинув халат, я сползла вниз, открыла дверь столовой, и на меня с ужасающим рычанием бросился черный лохматый комок. Я выскочила в коридор и налетела на Ирку.
– Испугались, да? – спросила домработница. – Сама прибалдела чуток, когда она сегодня зубами защелкала.
– Там кто?
– Черри.
– Черри?!
– Ага, – кивнула Ирка, – у нее материнские чувства проснулись.
Я безмерно обрадовалась:
– Боже, какая радость! Теперь не надо кормить щенят из бутылочки и протирать их тряпочкой. Я так счастлива, будто из дома вывели козу.
– Козу? – не поняла Ирка.
– Ну да, – ликовала я, – анекдот такой есть. Один человек пожаловался священнику: «Так трудно, святой отец, – в крохотной комнатенке живем всемером. Сил моих нет». – «А ты посели к себе козу», – предложил умный батюшка. Прихожанин послушался. Когда он через неделю вновь пришел в церковь, священник поинтересовался: «Как тебе теперь живется, сын мой?» – «Невыносимо, – ответил тот, – семеро в крохотной комнатенке, и еще коза! От нее ужасная вонь, к тому же она все время блеет… Наверное, не выдержу и умру». – «Тогда выведи козу», – спокойно велел священник. На следующее утро мирянин примчался к батюшке и упал на колени: «Спасибо, спасибо, мы просто счастливы, нас в этой комнате ВСЕГО семь человек и никакой козы».
Вот так и у нас получается. Черри начнет сама заботиться о щенятах, просто гора с плеч…
– Что-то я никак не соображу, при чем тут коза, – вздохнула Ирка, – да и радоваться рано. Эта придурочная пуделиха не собирается их ни кормить, ни вылизывать…
– Ты же сообщила, будто у нее проснулись материнские чувства!
– Ага, исключительно по охране потомства, – хмыкнула Ирка. – Щелкает зубами и никого к ним не подпускает.
Я проникла в столовую. Черри сидела у короба, ее глаза горели злобой. Я слегка растерялась. Вообще-то наша пуделиха – милейшее создание, не способное укусить даже того, кто начнет тыкать ее палкой, и вот за одну ночь она превратилась в беснующуюся фурию. Увидев меня, собачка вздернула верхнюю губу и серьезно произнесла: