Улыбка фортуны
Шрифт:
Мэри сложила письмо и убрала в сундучок. Тетушка Пэйшнс, в ее шелковой накидке, с изящными манерами, — жена кабатчика?! Об этом мать Мэри даже не догадывалась! Как будто то восторженное письмо, десять лет назад, и эти торопливые строчки писали разные люди!
Так оказалась Мэри Йеллан далеко на севере от Хелстона, в скрипучем штатском дилижансе. Когда они приехали в Бодмин, такой же серый, как и окрестные холмы, совсем стемнело. Пассажиры покинули экипаж — все, кроме Мэри; она осталась в своем углу, озябшая и одинокая. Кучер заглянул в окно.
—
— Меня ждут, — отвечала Мэри, — я не боюсь дороги. И мне не нужно в Ланстон. Довезите меня до «Джамайки-Инн».
Кучер почти испуганно посмотрел на нее.
— «Джамайка-Инн»?! — переспросил он. — Вы, наверное, ошиблись.
— О да, я слышала, это довольно уединенное место. Но я не горожанка. В Хелфорде, откуда я родом, тоже глухомань.
— При чем здесь глухомань? — проворчал кучер. — Вы меня не поняли. Я имел в виду не двадцать миль болот, хотя это тоже кое-что.
Женщина, что стояла с фонарем на пороге, спустилась по ступенькам и заглянула внутрь дилижанса.
— Это ужасное место, — подтвердила она. — Если вы ищете работу — там вам ее не найти. Они не любят чужих. Лучше бы вам попытать счастья здесь, в Бодмине.
Мэри улыбнулась ей.
— Я еду к родственникам. Мой дядя — хозяин «Джамайки-Инн».
Возникла долгая пауза. В тусклом свете фонаря Мэри заметила, что кучер и женщина испуганно переглянулись. Ей стало неловко. Она ждала какого-нибудь ободряющего слова, но женщина пошла прочь от дилижанса, а кучер принялся насвистывать, чтобы скрыть неловкость. Мэри тронула его за локоть.
— В чем дело? Скажите, не стесняйтесь. Моего дядю здесь не любят? Что-нибудь случилось?
— «Джамайка» пользуется дурной славой, — не сразу ответил кучер.
— Вы хотите сказать, что там много пьют? Мой дядя водит дурную компанию?
— Я ничего такого не говорил, — поспешно заметил кучер. — Люди болтают. Порядочный народ в «Джамайке» не останавливается — это все, что мне известно. Мы гоним лошадей без остановки аж до Файв-Лэйнс.
— А в чем причина? — не отставала Мэри.
Кучер долго молчал, очевидно подбирая слова.
— Люди боятся этого места, — ответил он наконец. Воцарилась напряженная тишина.
Робкий внутренний голос шептал Мэри: «Оставайся в Бодмине, оставайся!» Ей стало страшно. Но она вспомнила свое обещание матери и велела трогать.
Кучер захлопнул дверцу и взгромоздился на козлы. Дилижанс покатил по улице, мимо каменных домов с освещенными окнами. Редкие прохожие спешили укрыться от дождя и ветра. Мэри чувствовала себя маленькой и одинокой.
Лошади поднимались в гору. Девушка видела, как удаляются огни Бодмина и смыкается темнота. Вскоре Мэри потеряла ощущение времени и пространства и со страхом думала о том моменте, когда ей придется оставить дилижанс: сейчас он казался ей единственным безопасным местом среди
«Джамайка» торчала посреди болот, открытая всем ветрам. Мэри наглухо застегнула плащ. Кучер натянул вожжи, и мокрые от дождя и пота лошади остановились.
Кучер спустился с козел и поставил на землю сундучок, с опаской поглядывая на темные окна гостиницы.
— Приехали, — угрюмо сказал он. — Постучите, и вам откроют. А мне надо спешить, не то я и к утру не доберусь до Ланстона.
Хлестнул кнут, дилижанс резко дернул с места и растаял во мраке, словно его и не было. Мэри услышала лязг отодвигаемых засовов. В дверях показалась огромная фигура и помахала фонарем. Мэри шагнула навстречу. Свет бил ей в глаза, она ничего не видела. Человек захохотал и грубо втащил ее за рукав на крыльцо.
— Так это ты! — сказал он громко. — Приехала наконец? А я твой дядюшка Джошуа Мерлин, милости прошу в «Джамайку-Инн»!
Он увлек ее в дом и захлопнул дверь. При свете фонаря они разглядывали друг друга.
2
Это был мужчина огромного роста, почти семи футов, с густыми черными бровями и смуглым, как у цыгана, лицом. Темные космы падали на глаза. Во всем его облике чувствовалась богатырская сила: плечи необыкновенной ширины, руки чуть ли не до колен, кулаки величиной с гири. Голова на этом огромном теле казалась маленькой, утонувшей в плечах, что придавало ему сходство с гигантской гориллой. Однако в его лице не было ничего обезьяньего: нос с горбинкой, все еще красивые темные глаза — лицо портили только красные прожилки на скулах.
Лучшее, что у него было, — это зубы, очень белые и здоровые; когда он улыбался, они выделялись на загорелом лице, придавая ему сходство с волком.
— Значит, ты — Мэри Йеллан, — сказал он, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть ее. — И ты проделал весь этот путь, чтобы увидеть своего дядюшку Джошуа! Ну что ж, поцелуй меня!
Мэри отшатнулась — при одной мысли об этом ее передернуло. Он пьяный или сумасшедший? Или то и другое вместе?..
Он увидел ее реакцию и снова прыснул:
— Да не дрожи ты, никто не собирается тебя трогать! Ты у меня здесь как за каменной стеной. Никогда не любил брюнеток, так и знай. Не хватало мне еще играть в эти игры со своей родственницей!
Он потрепал ее по плечу и повернулся к лестнице.
— Пэйшнс! — загремел его голос. — Какого черта ты там возишься? Девчонка тебя заждалась! Я ей уже надоел.
Сверху послышались шаги. Мелькнул огонек свечи. По ступенькам спускалась женщина в мятом чепце поверх жидких седых волос. Лицо ее было осунувшимся, заостренным. Единственное, что еще жило в нем, это глаза, большие, яркие. На женщине болталась застиранная нижняя юбка, когда-то, наверное, вишневая, теперь розовая; на худых плечах — ветхая шаль. Мэри онемела. Господи, да неужели это несчастное создание и есть та прекрасная сказочная фея?!