Улыбка лорда Бистузье. Часть вторая из трилогии
Шрифт:
— Вот и я спрашиваю.
Мы вошли в магазин, полный покупателей. Дождавшись, когда продавец чуточку освободился, я спросил:
— Вас можно на минуточку?
— Что вам, мальчики?— Продавец равнодушно скользнул по нашим лицам и остановил взгляд на пишущей машинке.— Если сдавать — у детей не принимаем. А что за машинка? «Москва», что ли?
— «Москва»,— кивнул я.
— От детей и без паспорта не принимаем. Пусть придут родители.
— Мы не сдавать,— объяснил я.— Мы про вазу хотим спросить. Там, на витрине.
— А что спрашивать? Ваза как ваза. Ширпотреб. Цена обозначена.
— А. какого она века?— заволновался я.— Век какой, век?
— Какой век?— рассмеялся продавец.— Наш, конечно. Родимый, двадцатый. Ваза эпохи голоцена, но век — двадцатый.
— Значит, она не древняя?— спросил Андрей голосом человека, у которого грабители только что бесцеремонно отняли что-то очень дорогое.— Если она этого века, то откуда же в ней взялись царские деньги?
Продавец сощурился и, теряя терпение, раздраженно бросил:
—Да что вы мне голову морочите? Какие царские деньги? Она на витрине четыре месяца стоит. Три раза уценяли, а все не берут. Народ нынче грамотный пошел. Антиквариат от халтуры отличать умеет. Вы, мальчики, что-то напутали. Не мешайте работать.
Андрей округлил глаза и с обидой выпалил:
—Мы напутали? Как бы не так. Я вам сейчас покажу кое-что,— и тут он, к моему удивлению, достал из сумки снимки, которые посоветовал ему захватить на телепередачу директор школы. Там, на передаче, Андрей про фотографии и не вспомнил. Где вспомнить, если у него в голове один только утюг и был... А ведь пригодились все-таки фотографии.
Андрей протянул снимки продавцу:
—Смотрите, если не верите.
Продавец глянул мельком и равнодушно сказал:
— Такая же. Но их у нас две было. Может, и наша. Где покупали?
— Да не покупали ее!— воскликнул я.— В земле нашли. На огороде. Вот он нашел — Ромка. Он в нашей школе учится.
— А деньжата?
— В вазе лежали.
— Вы что-то путаете, ребята. Вазе от силы полвека, а деньжата постарше. Вот если бы наоборот... Никак не могли в ней деньжата оказаться. Да и зачем вазу в огороде прятать — невелика ценность, ведь и червонца не стоит.
— А деньги?— не сдавался Андрей.— Ведь деньги-то древние.
— Бумажки!..— махнул рукой продавец.— Это только нумизматам интересно. Вот если бы золотой чеканки — это вещь. Вы лучше сами спросите у Водяного Знака. Вон он, в углу топчется.
— У кого спросить?— растерялся я.
— Я же сказал — у Водяного Знака. Тот, худой. Нумизмат он.
— А почему его так называют?
— Да за страстишку его. Они здесь часто собираются, коллекционеры. Диковинный народ! Обмениваются, да и, случается, продают свои сокровища. Не без этого. А этот знаменит тем, что любит деньги на просвет просматривать — водяные знаки изучает, сверяет по каталогу — не подделка ли. Поэтому свои так его между собой и прозвали. У него отличная коллекция.
—Эй, Водяной Знак, поговори с ребятами. Мы подошли к коллекционеру.
—Нумизматы, что ли?— спросил Водяной Знак, оглядывая нас явно на просвет. Нет, не случайно прозвали его так братья по страсти. Сейчас, когда он стоял у витрины, сквозь которую жалили солнечные лучи, он и сам просвечивался
Мы протянули ему фото.
—Узнаете эти деньги?— спросил я.
Водяной Знак пристально глянул на меня и с подозрением спросил:
—Вы, пацаны, из милиции, что ли?— и рассмеялся.
— Нет, из школы,— серьезно ответил Андрей.
—Я царские бабки не имею и не продаю,— покачал головой Водяной Знак.— У меня другая тематика.
—А кто продает?
Водяной Знак надолго приник к снимкам, разглядывая, и с уверенностью сказал:
— Такие у многих есть. Достать можно. Ходовые. Особой ценности в них нет. Не дефицит.
— А где их можно было достать?— осторожно спросил я.
— Да хотя бы и здесь. Всей этой куче червонец цена. От силы.
— Это же девятьсот рублей!— воскликнул я, с недоверием глянув на нумизмата. Водяной Знак с достоинством повторил:
—Красная цена вашему сокровищу — червонец. Если вам нужны еще такие — могу устроить. Это не сложно. Телефончики имею...
К нам подошел продавец. В руках у него была какая-то смятая бумажка.
— Мальчики, вам повезло!— сказал он, улыбаясь.— Я ведь вспомнил того мужика, что первую вазу брал у нас. Он в тот день коня привез сдавать на комиссию.
— Коня?
— Ну да! Каслинское литье. Отличная работа. Редкая вещь. Вон он стоит, красавец. В сотню мы его оценили. Дорого, конечно. Но вещь того стоит. Раритет, можно сказать. Редкость, одним словом. Ничего, продадим. Этот коняга своего покупателя ждет. И дождется! Он ведь к любому не пойдет, а только к своему. Вот и квитанция, если вам интересно.
Боясь самого себя, я скосил глаза в квитанцию и прочитал: «Конь каслинского литья. Сдатчик — Суровцев Д. П.».
Динэр Петрович? Ромкин отец? Невероятно!..
— Я его вспомнил!— рассказывал продавец.— Как не вспомнить владельца такого шикарного коняги!.. Он, стало быть, жеребца этого сдал и давай по магазину ходить. Час ходил — не иначе. Ничего не купил. А потом уставился на эту вазу и давай хохотать. Что его в ней рассмешило — ума не приложу. Сюжетец вроде не комический, даже грустный, можно сказать. Аляповато, правда, сделано, халтурка, одним словом. Цеховики, видать, сработали. Змеи больше на дождевых червей смахивают. Но ведь людей душат — не кроликов, чего уж тут смеяться. А товарищ мигом бумажник достал и прямо затрясся:
— Мне эта ваза дико понравилась, давайте ее сюда.
Запомнил я его, запомнил. Как же... Такой конь...
Мы возвращались к машине, оглушенные услышанным. Выходит, Ромка не находил вазы в огороде, а просто принес ее, купленную в комиссионке, да еще и набив царскими деньгами. Вот, мол, товарищи, ценный клад. Сдаю безвозмездно. И не надо никаких специалистов... Ясно теперь, почему не хотелось ему специалистов. Конечно! Ведь эксперты не хуже продавца из комиссионного магазина и не хуже этого чудного Водяного Знака разобрались бы — что к чему. А ему, Ромке, славы хотелось, уважения, почета. И Динэр Петрович, папаша его, каков! Думает, если он завмаг, так можно и почет купить для своего Ромки. Всего-то за двадцать рублей. Ловко, ловко...