Улыбка золотого бога
Шрифт:
– Как поэтично. Учту.
– Итак, вы рассудили, что если прошлое есть у вас, то будет оно и у остальных, нужно лишь хорошенько тряхнуть корзину, и грязное белье вывалится наружу. Это, с одной стороны, развлекло бы вас, с другой – затруднило бы мне работу, ну, а с третьей, сработало бы своеобразным средством воздействия на Дусю. Вы же ее подставляли…
– Фантазер.
– Доля капитала, отходящая по завещанию, – принялся перечислять я. – Плюс послание, в котором вы назвали Дусю единственной достойной женщиной в вашей жизни, и тут же письма, заботливо сохраненные в сейфе и подкрепленные
– И чего же? – улыбка Громова чуть поблекла.
– А здесь начинается совсем другая история, и начинается она задолго до вашего с Дусей рождения, и вновь имеем то ли волю случая, то ли провидение, то ли прошлое, которое подставило подножку.
– В прошлый раз оно у вас в спину толкало.
– Разницы нет.
Алла
Нет разницы, это так. Я даже не злюсь на Громова, хотя следовало бы. И по морде бы заехать, так, чтоб зубы ляснули, а с рожи долго сходил отпечаток. Но ведь не сделаю, потому что, как ни смешно, эта сволочь оказала мне услугу, дала свободу от прошлого, а значит, и от будущего.
Ильве это тоже поняла, вижу по ее улыбке, затаившейся в уголках губ, – рыжий сфинкс. Лизхен растерянна, привыкла уже быть вдовой, кажется, мысленно к разводу готовится. А в Дусе поубавилось телячьей влюбленности. Видно, что из последних сил держится, чтобы не зареветь. Ничего, тоже на пользу, потом, когда успокоится, дойдет до того же, что и я. Дуся – умная. А Громов – дурак, обманул таксиста, заплатил и не поехал. Чужие грехи отпустил, а свои при себе оставил, слишком любит, видать, чтобы расстаться.
– В бытность свою следователем Владислав Громов некоторое время работал в Монголии, где ему случилось заниматься делом об убийстве, которое произошло в лагере археологов. Дело он раскрыл, виновного посадил.
Леонид, встретившись со мной взглядом, подмигнул. А Громов напрягся. Что там было-то, в этой Монголии?
– Расследуя это дело, он наткнулся на другое, очень старое и очень любопытное, раскрытое весьма формально и связанное с исчезнувшими, но так и не найденными сокровищами. Теоретически исчезновению их помогал кто-то из членов экспедиции.
Надо же, дошли и до романтики потерянных кладов. Любопытно.
Яков
– Все это не имело бы значения, если бы не несколько обстоятельств. Поначалу в убийстве подозревался гражданин Гвельский, в то время еще молодой и перспективный ученый. По возвращении из экспедиции он вдруг резко сменил место работы…
– Шеф, покороче давай, аудиторию теряешь, – поторопил Ленчик, широко зевая.
– И женился. Причем на правнучке Ивана Алексеевича Татарищева, возглавлявшего первую экспедицию.
– Совпадение, – буркнул Громов.
– Совпадением, полагаю, была встреча Громова и Гвельского, бывшего подозреваемого и следователя. Ну а дальше, вероятно, просто. Дружеский визит соседа к соседу. И однажды Громов заметил прелюбопытную вещицу, которая
– На старуху, чтоб ее… кремень-бабка, отец говорил, что Гвельские – обыкновенные, слабенькие, глупенькие, знать ничего не могут, иначе не подставились бы. А она – и могла, и знала. Нужно лишь прижать.
– Но прижать не получилось?
– Не-а, – подтвердил Громов. – Не получилось. Нашлись знакомые, дельце прикрыли, да еще с грохотом, отцу долго потом поминали неосторожность. Кстати, Дусек, чтоб ты знала, твоя бабка сама эту цацку нам приволокла.
– Врешь! – слабо пискнула Дуся.
– А вот и нет. Я сам видел, как она эту штуку на стол бухнула и сказала отцу, мол, все ключи тут.
– Но как ими пользоваться, не объяснила.
Громов лишь руками развел.
– Впрочем, мысли добраться до клада ваш отец не оставил, придумал новый, вполне мирный план воссоединения семей с надеждой на то, что секрет передадут внучке, а значит, и вам. Вы были, конечно, против, но имели неосторожность впутаться в историю с фарцовкой и валютой, из которой отец вас вытащил, но при этом получил средство давления. Вопрос женитьбы стал ребром, и единственное, что могло несколько отсрочить приговор, каким вам виделся брак, – это Дусин возраст. Или ваша собственная свадьба. На клад, укрытый где-то в степях Монголии, вам было глубоко наплевать, более того, полагаю, вы вообще не верили в его существование…
Громов продолжал улыбаться, но теперь это была скорее судорога лицевых мышц, которые раздвинули губы, приоткрыв два ряда белых аккуратных зубов и узкие полоски бледно-розовых десен.
– Шеф, шаманишь, однако, – Ленчик толкнул локтем и взглядом указал на Лизхен. Та сидела, вытянувшись в струнку, и слушала. На личике ее читалось удивление и ожидание, нетерпение ребенка, которому начали рассказывать интереснейшую историю и вдруг замолчали.
А для нее все это и вправду сказка, легенда о прошлом, гораздо более интересная, чем история о будущем, которое ждет саму Лизхен. О будущем ей думать страшно, потому что оно совсем рядом: полчаса на машине до ворот пансиона, и дальше по дорожке, внутрь, в пятнадцатую палату.
– Но постепенно, уж не знаю, с чем это связано – с проблемами в бизнесе, с кризисом среднего возраста, с детским желанием поиграть в кладоискателя, – вы все чаще и чаще возвращались к мысли о том, что сокровища, вполне вероятно, существуют.
– Конечно, существуют. Ее папаша, – Громов указал на Дусю, – пару раз по пьяни начинал бормотать про мертвых всадников, которые курганы стерегут, и про то, что в курганах спрятано. И что Иван Алексеевич мудрым человеком был. А откуда он мог знать? Значит, встречался, значит, прав был батя, когда завещал приглядывать. И прав был, когда говорил, что старуха зятю секрет не раскроет…