Улыбка зверя
Шрифт:
Прохор Кузьмич повел рукой в сторону, показывая свое хозяйство.
— Я за эти годы стольких здесь закопал, — продолжал он, вдохновляясь. — Таких людей снаряжал… А в прошлую войну, когда “зареченские” стрелялись с “мясниками” из-за бензоколонок, я лично сорок два человека зарыл. Вот и посчитай — сорок две тысячи баксов за один только месяц, правда до дефолта это было… Сыну квартиру купил в Москве с обстановкой. Двухкомнатную, в Перово. А через месяц дефолт, падла!.. Лучше б я эти бабки прихоронил, знать бы наперед… Цены-то сразу упали.
— По тысяче баксов
— Это за рядового… Да я ж тебе говорю, до дефолта дело было, — пояснил Прохор Кузьмич. — Эх, знать бы наперед, падла…
— За рядового — по куску?! — удивился и Сашок. — А нам, значит, за самого Клеща кусок на троих…
— Э-э, что говорить, — махнул рукой Прохор Кузьмич. — Поганое время… Инфляция, мать ее за ногу… Сколько там, Петруха?
Петруха, завернув рукав, поглядел на часы.
— Одиннадцать, Кузьмич… Самое сейчас отпевание идет. Все “зареченские” в церкви…
— Любят они, чтоб все по религии у них было, — сказал Прохор Кузьмич. — Эх, падла, знать бы наперед… Дай, Сашок, спичку, что ли…
Все трое стояли кружком, опираясь на лопаты, легкий ветерок овевал их лица. Редкие белые облачка стояли высоко в прозрачном небе. Тихо было на кладбище, тихо и хорошо…
Откуда-то издалека, со стороны центральной городской площади донесся внезапно глухой короткий рокот.
— Гром! — удивился Петруха. — Не может быть…
— Нет, парень, — сказал Прохор Кузьмич и, приставив ладошку ко лбу, стал пристально вглядываться в далекие городские дома, над которыми в легком туманце возвышалась белая колокольня. — Нет, парень, — повторил он торжественным и каким-то празднично взыгравшим голосом. — То не гром, то — война!
Двухэтажное здание Черногорского РУБОП, окруженное бетонным забором и колючей проволокой, витками пропущенной по верху забора, располагалось почти в центре города. Прежде здесь был ведомственный детский сад обогатительного комбината, во дворике сохранились еще песочницы, грибки и качели, так что колючая проволока на их фоне производила впечатление довольно абсурдное. Здание находилось в десяти минутах ходьбы от храма. А потому, когда на площади возле этого самого храма прогремел взрыв и в кабинетах задребезжали стекла, никто из сотрудников не принял это явление за майский первый гром. Более того, комментарии, последовавшие непосредственно вслед за событием, были предельно конкретны и профессиональны.
В кабинете номер восемь на первом этаже в ту минуту находились двое людей в штатском — начальник отделения майор Александр Зуйченко и его заместитель — капитан Никита Пономарев. Они одновременно вскинули головы, оторвавшись от приклеенной к стене липкой лентой большого листа ватмана, на котором были вычерчены прямоугольники, кружки и стрелки, отражавшие взаимосвязи и кадровый состав одной из городских банд.
Произошел следующий обмен мнениями:
— Примерно двести грамм тротила, не меньше, — сказал, покосившись на хлопнувшую форточку, майор Зуйченко, — высокий плотный мужчина
— Да, на гранаты не похоже, — уточнил Пономарев — жилистый, сухой человек, — подвижный, с карими смеющимися глазами. — Наверняка самопал, взрывное устройство. В любом случае, майор, орудует наш электорат… Опять, черт подери, они нас опередили. Собираем манатки и — бегом!
— Какой цинизм! — качая головой и застегивая серый пиджак, сказал Зуйченко. — В Божьем храме! Я-то предполагал, что в худшем случае это может произойти на кладбище…
Они покинули кабинет и поспешили по длинному коридору к выходу. Там, у дверей, возле дежурного столпилось уже несколько милиционеров, оживленно обсуждающих произошедшее.
— Какой цинизм, — вновь повторил Зуйченко, и по его тону было непонятно, шутит ли он или в самом деле искренне сокрушен. — Ты был прав, Никита, эти похороны — всего лишь начало других… Наши ребята возле церкви, камеры работают, подрывника вычислим…
— Я же тебе говорил, романтик хренов, что лучше церкви места не найти! — оживленно откликнулся Пономарев. — Нет, что ты, такого быть не может… — протянул, передразнивая начальника. — Еще как может! Это же — бесы, им все ни по чем! Странно только, что не внутри рвануло… На выходе, что ли?
Зуйченко посмотрел на часы. Сказал:
— Нет, гроб еще не выносили. Рано. Батюшка уверял, что раньше двенадцати не отпоют… Сергеев, свободная машина есть? — спросил он, проходя мимо дежурного лейтенанта.
— Скорее, товарищ майор, там Наумов и Коныгин уже отъезжают…
Приятели выскочили на улицу.
Через пять минут оперативная машина подъехала к месту происшествия, где уже собралась порядочная толпа. Двое подоспевших гаишников оттесняли людей, ругались и размахивали жезлами, толпа одним краем подавалась назад, но в это же время напирала с другого края.
— Товарищи, не затаптывайте следы! — срывающимся голосом безнадежно взывал один из гаишников, толкая в грудь плотную тетку с выпученными глазами. — Имейте же совесть… Товарищи!
— Куда ты прешь, баран?! — кричал в это время другой, бросаясь к поддатенькому мужичонке в кепке, который второй раз уже вперся ботинками прямо в лужу черной крови и теперь перетаптывался и шаркал подошвами, пытаясь вытереть их о бордюр. — Я вот тебя сейчас палкой через лоб перетяну, тупорылого!..
Не обращая ни малейшего внимания на стража порядка, мужичонка, глупо ухмыляясь и возбужденно жестикулируя, громко рассказывал окружающим:
— Пиво пью, а тут — ба-а-бах, ядрит твою!.. Мимо уха у меня вз-зык, я мордой, значит, к забору… Пиво, главное, выронил, разбил… Два глотка отпить успел всего… Нога шмяк возле меня… Оторванная, с кроссовком… А он, значит, гляжу, без ног уже, пауком, пауком на меня ползет… Скалится так, и прямо на меня, на руках растопыренных, точно паук! Прямо на меня… Скалится, главное, и прямо на меня… Я, значит, к забору от него, все, думаю, цапнет счас… А я, главное, с бодуна…