Улыбнись, любимая!
Шрифт:
Чистейший, веселый горный ветерок, очистив наши легкие, уступил место дождю. Дождь сначала накрапывал. Я начал спускаться по горной тропинке в санаторий. На спуске ноги сами несут, не устаешь. Дождь усилился. Небо будто вздрогнуло, прогремел гром, засверкала молния. Олима-абзи, который отстал на полпути, не видно. Давно смылся, наверное. Небось, спит, свернувшись калачиком. Вот это да, дождь льет как из ведра. Легкая спортивка на мне вымокла до ниточки. Все: и те, кто поднимался в горы, и те, кто спускался, – укрылись под хвойными деревьями. Не знаю, почему, но прогулка под дождем мне понравилась и развеселила
– Доброе утро, девушка, – тяжело дыша, приветствую ее.
Женщина под зонтом с улыбкой кивает, на белом лице появляется милая улыбка, золотые локоны, спускающиеся до плеч, волнуются на ветру. Эх, друзья, слова бессильны, чтобы описать красоту этого божьего создания, источающего прелесть женского обаяния. Я чуть не сорвался с обрыва, стараясь рассмотреть это чудо природы. Красота имеет огромную силу и мощь и, естественно, естественно, требует жертв. Раз так, иди себе, не оборачиваясь, знай свое место…
За поворотом, ступив на более крутую тропу, я увидел возле образовавшейся лужи фиолетовый бумажник. Кожаный бумажник был мокрым, молния на нем была застегнута. Открыв ее, я увидел в бумажнике пачку пятитысячных купюр – пятьдесят тысяч. В голове промелкнула мысль: «Беги на рынок, тоже купишь шубу для жены». И вдруг как обухом по голове: «Это не твои деньги, у них есть хозяин…» Показалось, что там, наверху, кто-то следит за мной. Я подумал: «Хозяйка этих денег – та женщина». Я побежал следом за ней. Эх-хей, она оказалась за вторым поворотом. Побежал быстрее. Вот зараза, никак не дается эта дорога, непросто бежать вверх. Тем более что дождь и не думает прекращаться. Зло бьет прямо по лицу, застилает глаза. Ноги не несут, запыхался уже, поскользнувшись, упал. А женщина, не меняя темпа, не очень торопясь, не оглядываясь, идет по тропе. Между нами каких-то тридцать шагов.
– Девушка, э-эй… Остановитесь, ну остановитесь же!
Она меня услышала, но даже не повернула голову. Я разозлился, подбежал к ней.
– Девушка, на минутку остановитесь!.. (Еле удержался, чтоб не сказать: «Вы глухая, уши заложило?!»)
Женщина остановилась, посмотрела на меня с удивлением и некоторым осуждением. На лице отразилось недовольство.
– Чего вы хотите от меня? – сердито спросила она.
– Ничего не хочу. Вот, держите. Уронили.
Женщина растерянно смотрела на бумажник. Взяв зонтик в левую руку, поковырялась в обоих карманах шорт.
– Да-да, мой. Мой, – голос у нее дрожал.
– Вот, возьмите раз ваш, – сказал я.
Женщина уверенно взяла бумажник из моих рук, открыла, посмотрела на содержимое. Взглянув на меня, покраснела. Грустно улыбнулась. Затем раскрыла свой зонт надо мной, с сожалением глядя на мой жалкий вид.
– Спасибо
– Догоняя вас, упал, – стесняясь своего вида, сказал я. Женщина протянула мне зонт. Теперь мы шли под о ним «небом», укрывшим нас от дождя. Дрожащими руками она достала из бумажника три пятитысячные купюры и протянула мне.
– Возьмите! Я хочу, чтоб вы их взяли.
Мне стало не по себе. Я почувствовал себя глубоко оскорбленным, в то же время понимая, что она просто хочет отблагодарить меня.
– Э-е-ей, оставьте. Мне не нужны ваши деньги. Если бы они были нужны, я бы отправился в санаторий, как только нашел бумажник, – сказал я.
Женщина рассмеялась.
– Вы в каком санатории отдыхаете?
– В «Крепости».
– А я – в «Розе ветров». Сегодня после полудня уезжаю домой. Несмотря на дождь, захотелось еще раз прогуляться.
Было приятно беседовать под одним «небом», однако я чувствовал, что долго оставаться с ней не могу, потому что мог разрушиться образ «героя», только что вернувшего женщине деньги. И еще. Все существо, весь вид женщины говорили о том, что ее внешняя неземная красота гармонирует с ее богатым внутренним миром. Видно было, что она образованна, грамотна и умна. Ибо, по словам моего соседа по комнате Олима-абзи, настоящий писатель кроме двух своих глаз обладает тысячами глаз внутренних, душевных (ну и абзи…). Я, правда, не знаю, обладаю ли этими внутренними глазами. Для меня было очевидно, какая это женщина.
– Ладно, я пойду.
– Еще раз благодарю вас, хороший человек, – сказала женщина и достала из кармана визитку. – Вот мои координаты. Если будете в Москве, обязательно звоните. Если хотите, можете написать. У меня есть электронная почта.
…Войдя во двор санатория, я обратил внимание на полного мужчину, удивленно наблюдавшего за мной, безумцем, гулявшим под таким ливнем. Я радостно помахал ему рукой. Он резко закрыл окно. Наверное, подумал, что я действительно чудак. Меня это здорово позабавило.
Полуобнаженный абзи, лежа, читал газету. Увидев меня, он поднялся. Посмотрел в лицо. Я улыбался, не в силах скрыть непонятную радость.
– Охо… ну и ну. Ну и вид у вас, дружище! А еще и смеетесь… А ну-ка давайте быстро раздевайтесь! Наденьте сухую одежду…
– Абзи, рассказать вам интересную историю? – спрашиваю я, прислонившись к шкафу.
– Ничего не рассказывайте! Немного полежите укрывшись. Потом позавтракаем.
Я наслаждаюсь теплом мягкой постели. Абзи протягивает чашку чая с лимоном.
– Абзи, я не пойду в столовую. И ни на какие процедуры не пойду. Хочу до обеда хорошенько поспать.
– Было бы отлично, – вырвалось у абзи, немного уставшего от моих дискуссий.
В обеденное время абзи опять напомнил:
– Завтра пойдем на рынок. Купим Любе шубу.
– Пойдем, абзи, пойдем. Купим, конечно, купим.
После обеда Олим-абзи пошел в номер, а я отправился в магазин, расположенный рядом с санаторием. Хотел купить кое-что. Через некоторое время вернулся.
Абзи, устроившись на полу, устланном ковром, рылся в своем чемодане. Он выглядел расстроенным. Одежда была разбросана по полу. Он что-то доставал из чемодана, опять клал в чемодан. Руки его дрожали, выглядел он озабоченным.