Улыбнись, любимая!
Шрифт:
Туйчиевым овладела дрожь.
– Ты ее любишь? Вы хорошо знаете друг друга?
– Теперь это не имеет значения.
– Почему?
Шоди, сердито посмотрев на него, направился к веранде. Туйчиев немного постоял во дворе, затем вышел на улицу. Когда он протянул руку к ручке двери, Шоди выбежал из дома и закричал:
– Да! Я любил ее. Мы учились вместе. Она была сиротой. Такую девушку… Я ей ничего не говорил, не бойся. Гуляй себе смело. Просто не показывайся мне на глаза. – Опустившись на землю, он закрыл лицо руками. Его плечи дрожали. Он плакал.
Туйчиев покачнулся,
– Сынок, – Туйчиев еле говорил, – что ты несешь? Не оскорбляй Гузаль… Она моя дочь. Когда ей был всего годик, ее мать умерла. Сейчас живет с бабушкой, матерью моей покойной жены. Бабушка ее вырастила. Сейчас… сейчас…
Шоди перестал плакать и причитать. Раскрыв рот, он посмотрел на Туйчиева. Туйчиев сел рядом с ним. Обнял за шею парня. Теперь из его глаз потекли слезы.
– Да, она моя дочь, дурачок… Сейчас живет с бабушкой.
Туйчиев не мог остановиться. Слезы текли ручьем. Он крепче обнял парня.
– Сынок… ты теперь будешь моим сыном. У меня не было сына…
Они смотрели друг на друга. А Шоди был в шоковом состоянии. Он смотрел, не в силах вымолвить ни слова.
Вот тебе и кино!
Саттар-афганец умер, и председатель махалли избавился от него. Однако он считал себя виноватым в его смерти, в душе было неспокойно. Ему казалось, что все показывают на него пальцем… Вот, мол, смотрите, кто виноват в смерти Саттара-афганца. В дом усопшего он пришел на третий день после похорон. Дом был обветшавший: старые, прогнившие ворота еле держались на шарнирах. Около ворот стояли такие же прогнившие стулья. Посетители осторожно садятся на них и, наскоро прочитав молитву, спешат прочь.
Председатель решил постоять возле ворот. Разозлился, когда к нему поспешил Кудрат-самоварщик со стулом, имевшим более-менее пристойный вид:
– Не нужно. Отнеси на место…
Председатель старался показаться человеком, который был подавлен смертью близкого человека. На душе скребли кошки. Чувствует, что у него осталось-таки что-то человеческое. Между тем Кудрат с чайником в руке спешит к нему. Председатель старается не замечать его: «Дурак. Подхалимство делает человека тупым».
– Председатель-ага, пейте горячий чай… – Кудрат ловко берет в руку пиалушку, перевернутую на столе, и наливает чай. – Ага, чай…
– Я не буду пить чай, зачем ты морочишь мне голову? – зло отвечает председатель. – Не путайся под ногами…
Он осторожно рассматривает близких покойного, с особым интересом рассматривает Туру-нытика. По его лицу ничего нельзя понять: «Значит, не в курсе. Не знает, что я выгнал Саттара-афганца из кабинета, а Саттар ударил меня по лицу здоровой рукой. Покойный никому не рассказал, видать… Иначе уже все растрезвонили бы об этом на весь кишлак. Ведь все молчат…»
В этот момент сосед покойного, Тура-нытик, тоже с каким-то беспокойством посмотрел на председателя. По виду председателя он ничего не понял: «Не сказал, видать. Председатель не в курсе. Надо было мне
Саттар вернулся с войны инвалидом. Потерял левую руку. В таком состоянии он не мог много зарабатывать, еле сводил концы с концами. Жестокая правда жизни не пожалела даже инвалида. Здоровые не могут найти доходную работу, а инвалиду туда вообще путь заказан. Довольствовался пособием по инвалидности. Найти девушку для того, чтобы создать семью, тоже было трудно. Женился поздно. На окраине кишлака построил себе дом. Развели с женой огород, где стали выращивать для хозяйства овощи. Кое-как поддерживали быт. Близкие, конечно, помогали. Но у них тоже семьи, дети.
Как сказано было выше, дом Саттара находился на окраине кишлака, за ним не было ни домов, ни полей – только обрыв. Население села называет это место «обиталищем злых духов». Уже тридцать лет, как построена эта улица. Но на ней нет ни асфальта, ни щебня. Соседи по улице у Саттара – тоже люди небогатые. Саттар, который решил привести в порядок свою улицу, размахивая единственной рукой, собрался в районный хокимият. Сосед напротив, Тура-нытик, посоветовал: «Вы, друг, – афганец. Ветеран войны. К тому же потеряли руку в той войне. Власти послушают, конечно, вас, а не меня…»
В первый свой поход он не мог найти начальников. Пошел опять. Официальный работник района пообещал решить вопрос. Сказал, что внесут в план следующих лет, и громко захлопнул за ветераном дверь. В следующий раз Саттар зашел к начальнику выше предыдущего. Тот тоже пообещал рассмотреть проблему. Уверил, что внесет ремонт улицы в план следующего года.
– Когда внесете в план?
– В последующие годы.
– Ведь через месяц свадьба моей дочери. Неудобно перед гостями, – нервничал афганец.
Чиновник удивленно посмотрел на ветерана.
– Вы идите. Я свяжусь с председателем вашей махалли. Найдем какого-нибудь предпринимателя, который будет спонсировать ремонт. Подумаем.
В этот раз дверь громко захлопнул сам Саттар.
А на завтрашний день он уже сидел у председателя махалли.
– Где ты видел, чтобы махалля занималась ремонтом дорог?
Саттар-афганец еще никогда так не унижался. Сам себя ругал за то, что затеял это дело. «Я стал похож на попрошайку», – с болью в сердце думал он. Но через месяц свадьба. Он представил, что будет с этой богом забытой улицей, если вдруг в день свадьбы пойдет дождь. Улица утонет в грязи. «Мы-то привыкли уже, но как быть с гостями, которые еще не ходили по таким улицам?»
– Неужели ничего нельзя сделать? – удрученно спросил он.
– Нет. Ничего нельзя сделать. Я же сказал, это не входит в мои обязанности, – насупился председатель.
– Ведь все мастера, когда говорите, что являетесь государством внутри государства, махалля то, махалля сё, не так ли? – Теперь афганец разозлился не на шутку. – Значит, все это – только пустые слова. А вы только и умеете хвастать.
– Какой же непонятливый! Афганец ты или нет, это не имеет никакого значения. Что вылупился на меня? Выйди, освободи мой кабинет! Иди куда хочешь! Благодари Бога, что вернулся с войны живым, а не сдох где-то там!