Умереть, чтобы жить
Шрифт:
— Людмила, могу я задать вам не очень корректный вопрос?
Та кивнула.
— Вы знали о том, что у Натальи есть сын?
Глаза Бальзановой стали круглыми:
— Какой сын?!
— Вполне уже взрослый сын, двадцати четырех лет, живущий в Америке и там же учившийся.
У Бальзановой был такой вид, словно она вот-вот упадет в обморок — видимо, новость эта ее ошеломила, из чего Ника сделала вывод: нет, не так уж близко общались Людмила и Наталья, не были они закадычными подругами, раз такой факт из биографии Луцкой никогда
— Откуда вы взяли эту чушь? — возмущенно спросила Людмила, и возмущение это не было наигранным — она рассердилась, что о мертвой Наталье ходят подобные слухи.
«А еще я теперь вижу, что муж твой совершенно не считает нужным делиться с тобой новостями. Ведь эту информацию я тоже получила от частного детектива, следовательно, Бальзанов в курсе. Но тебе, дорогая, ничего не сказал».
Нике с каждой минутой все меньше нравилась вся эта затея со статьей и расследованием — слишком много странностей, слишком много неопределенностей и недомолвок.
— То есть вы об этом не знали? — уклоняясь от ответа на вопрос, снова спросила Ника.
— Да не было этого, что за ерунда? Как можно скрыть сына, да еще такого возраста? Ладно — от нас, но от Сергея?!
— А почему вы думаете, что Сергей Игоревич не в курсе?
— Да потому что он бы точно не промолчал! Уж Лешке… простите, Алексею Сергеевичу точно бы сказал! — рявкнула Людмила, лицо которой неожиданно пошло красными пятнами, и Ника испугалась:
— Вам плохо?
— Нет… неужели… о господи! Нет, этого не может быть… просто не может быть…
Бальзанова схватила сумку и принялась рыться в ней, видимо, пытаясь найти таблетки. Ника растерялась — она совершенно не представляла, как вести себя в случае сердечного приступа, не могла сообразить, чем помочь, как поступить. Но Людмила наконец вынула из недр сумки небольшую косметичку, набитую лекарствами, а оттуда — блистер с белыми таблетками, одну из которых сунула под язык.
— О господи… — пробормотала она, — надо же, прихватило все-таки… Простите, Вероника, что-то я расклеилась… боюсь, что не смогу больше сегодня разговаривать… — добавила она совсем уж слабым голосом, и Стахова испугалась всерьез:
— Может быть, «Скорую»?
— Нет… водителю позвоните, он в переулке припарковался… пусть сюда подъедет, я не дойду так далеко… Его номер первый в списке набранных номеров…
Людмила откинулась на спинку диванчика и закрыла глаза. Ника трясущимися руками взяла лежавший на столе мобильный и набрала первый номер. Едва водитель снял трубку, она затараторила:
— Здравствуйте, говорит Вероника Стахова. Вы не могли бы немедленно подъехать ко входу в кафе, Людмиле Антоновне плохо?
— Минуту, — бросил водитель и положил трубку.
Ника схватила пачку салфеток и принялась обмахивать ими лицо Людмилы. Та облизала губы и неверной рукой расстегнула верхние пуговицы на блузке.
— Сейчас… — бормотала Ника, — потерпите, сейчас водитель… — в эту минуту в кафе вбежал высокий мужчина
— Людмила Антоновна, все в порядке, я здесь. Сейчас поедем. Помогите мне, — это относилось к Нике, и та, вынув из сумки деньги, не глядя бросила их на стол и подхватила вещи Бальзановой:
— Конечно-конечно… может, ее в больницу надо?
— Нет, — водитель уже поднял Людмилу на руки и пошел к выходу. — Я ее домой отвезу, в городскую квартиру, а по дороге семейному врачу позвоню, он как раз успеет добраться. Сумку на первое сиденье положите, пожалуйста.
Он открыл заднюю дверь припаркованной прямо у входа машины и аккуратно устроил Людмилу там, потом вынул из багажника подушку в целлофановом чехле, снял его и подсунул подушку женщине под голову.
— Вот и все, дело нехитрое, — объяснил он Нике, закрывая дверь. — Не волнуйтесь, это не впервые, я знаю, что делать. Всего доброго.
— До свидания, — механически сказала Ника вслед тронувшейся машине.
Глава 26
Если тебя кто-то ждет…
Одиночество — это неутоленная жажда мечты.
Дома ее ждал уже один Дмитрий — оказывается, у Андрея был еще вызов к клиенту, и он, оставив на столе три листа подробных объяснений для Ники, уехал. Рощин же в одних джинсах стоял у раковины и чистил картошку. Когда Стахова вошла, он, выглянув в коридор, сочувственно спросил:
— На тебе лица нет. Случилось что-то?
Ника с трудом скинула кеды, прошла в кухню и упала на стул, потянувшись к бутылке минеральной воды:
— Вот ты врач же?
— Ну, вроде того, — откликнулся Дмитрий, продолжая ловко «раздевать» картофелины и бросать их в стоящую рядом кастрюлю с водой.
— Вот скажи — от неожиданной новости у человека может случиться сердечный приступ?
— Если новость эмоционально сильная — то запросто. Так что все-таки случилось?
— Да поделилась я опрометчиво одной информацией… — сделав два глотка, Ника отставила бутылку. — И, как поняла, информацией весьма неожиданной — настолько, что женщина едва в обморок не упала, валидолом заесть пыталась.
— Ну, это не очень удивительно. Женщины вообще эмоциональнее все воспринимают.
— Я просто не понимаю, как… — Ника взъерошила волосы, снова собрала их и завернула в пучок, сунув в него вместо шпильки лежавший тут же на столе карандаш. — Вот скажи — как люди могут общаться семьями много лет — не год, даже не пять — десятки! И при этом не знать некоторых вещей друг о друге? Мне кажется, что я о тебе знаю больше, чем они…
— Ну, мне скрывать нечего, поэтому я и сам рассказываю, и на вопросы отвечаю, — усмехнулся Рощин, — а им, может быть, есть что скрыть, даже от близких. Или деньги большие замешаны — тогда вообще о дружбе речи нет.