Умереть, чтобы жить
Шрифт:
Глава 37
Ночной разговор
Великая корысть всегда кажется себе бескорыстием.
— Если ты не будешь орать, я отпущу, — проговорил мужской голос.
Дверь в квартиру захлопнулась, щелкнул замок — все, не выйти. А дышать становилось все тяжелее, Ника почувствовала, как делаются ватными и подгибаются ноги, а тело потихоньку опускается по стене вниз.
— Кивни, если поняла.
Она с трудом кивнула, и тут же рухнула на пол —
— Туда сядь. И не вздумай дергаться, у меня в кармане пистолет, ты охнуть не успеешь. Но если не будешь глупить, я уйду и ничего тебе не сделаю.
Ника, сжавшись, села на диван и лихорадочно соображала, что делать. Балкон, как назло, она закрыла как раз перед тем, как лечь в постель, а о том, чтобы проскочить мимо усевшегося на кровать мужика, с ее габаритами вообще можно было даже не мечтать.
— Меня зовут Сергей Луцкий, — сказал мужчина, — но, думаю, что ты и так это поняла.
— Да, — еле слышно проговорила Ника, — что вам нужно?
— Странный вопрос. Мне нужно все, что ты сумела нарыть на меня и мою жену — все, что ты собиралась опубликовать в качестве статьи.
— У меня этого ничего уже нет. Я сдала материалы и все, что написала, вашему компаньону.
— Врать нехорошо. Я точно знаю, что статья еще не вышла, а это значит, что она просто не готова.
— Если бы вы не играли в шпионов и не пытались убить меня все время, то были бы в курсе, что «Русской Галактики» больше нет, а вместо нее теперь «Платформа Россия», и это совершенно иной сайт, — сказала Ника, соображая, как вести себя. Луцкий производил впечатление адекватного человека, однако кто его знает…
Это сообщение удивило Луцкого. Он скинул капюшон и потер виски пальцами:
— У тебя курить можно?
— Да, курите.
Он поискал глазами пепельницу, не нашел и подвинул к себе тумбочку, на которой стояла чашка с остатками чая:
— Извини, придется сюда, не хочу с тобой расставаться даже на секунду. Придвигайся ближе, покурим.
Ника переместилась на подлокотник дивана и взяла предложенную сигарету. Закурив, они какое-то время молчали, потом Луцкий заговорил:
— Допустим, ты сказала правду. «Русская Галактика» накрылась медным тазом — кстати, жаль, было хорошее издание, не зря вкладывались. Но что мешает тебе или Бальзанову отдать статью в любое другое?
— Ему это не нужно. Он хотел просто удостовериться, что все так, как он думал.
— Да? И как же он думал?
— Вы хотите, чтобы я рассказала вам об этом? Мне кажется, как главный герой истории, вы знаете обо всем лучше, — заметила Ника, осторожно стряхивая пепел в чашку.
Луцкий улыбнулся:
— Разумеется, я это знаю. Я даже знаю, с чего ты начала и до чего докопалась. Вот только скажи, где, в какой момент я прокололся?
— В
— Что — я был недостаточно убит горем?
— Вы плохой актер, господин Луцкий. Горем вы были убиты как следует, по-честному, а вот поцеловать лицо любимой усопшей супруги, которую никогда больше не увидите, так и не смогли. И это естественно — с чего бы вам целовать чужой труп, правда? — Ника впилась глазами в его лицо, и Луцкий, перестав улыбаться, серьезно сказал:
— Я очень уговаривал себя сделать это, изо всех сил. Но — не смог. Единственное, чего я не предусмотрел, так это того, что в толпе окажется остроглазая журналистка, которая это заметит.
— И потом, кремация… Тут у меня тоже не сошлось — вы же всегда позиционировали себя как православного, как истинно верующего — а кремация не одобряется церковью. Не запрещена — но и не одобряется, и для того, кто верит безоглядно, это явилось бы препятствием.
Луцкий посмотрел на Нику с уважением:
— Красивая умная женщина — я такое вижу второй раз в жизни.
— Ну, естественно, первая — ваша жена Наталья. Кстати, она выехала за рубеж по чужому паспорту, да? По паспорту той женщины, что была кремирована вместо нее? — Ника догадалась об этом почти сразу, когда поняла, что Наталья жива, но хотела просто удостовериться.
— Верно. Было много хлопот с визой, но я все устроил.
— Скажите, Сергей, а зачем? Зачем такие сложности?
— Тебе я расскажу. Должен же я чем-то вознаградить твои старания — ну, так удовлетворю любопытство. У тебя чаю можно попросить? — неожиданно спросил он, и Ника кивнула:
— Давайте в кухню пойдем. Я обещаю, что не буду кричать и делать лишние движения, а вы — что не достанете пистолет, я не выношу вида оружия…
Луцкий согласно кивнул:
— Ты не бойся, я действительно ничего тебе не сделаю. Мы поговорим — и я уйду. Завтра меня уже не будет в этой стране, меня вообще не будет — будет другой человек, который начнет жить заново. И ты, даже если захочешь, не сможешь меня найти. Но тебе и не нужно, верно?
— Верно. Я хочу забыть об этой истории как о страшном сне. И тоже как можно скорее уехать отсюда.
— Кстати, с твоим другом нехорошо вышло… — сказал Луцкий, пропуская Нику вперед и шагая за ней в кухню. — Ты не думай, убивать ни тебя, ни тем более его никто не собирался. Я дал этому идиоту четкие указания — поставить прослушку. Все — никаких ножей. Да и дома никого быть не должно было, вы же в петанк играли, я сам проверил, лично вас там видел. Кто знал, что он раньше тебя домой вернется…
— Слава богу, что все обошлось и завтра его выписывают, — сказала Ника, включая чайник.
— Не обижайся, это издержки производства, так сказать.
— А вы циник, — заметила Ника, и Луцкий усмехнулся:
— Есть такое дело. Но ты просто подумай — в нашем мире тяжело выжить мягким и романтичным, надо постоянно вгрызаться, что-то доказывать, с кем-то биться и выживать. Каждую секунду выживать, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Я не понимаю, как можно идти по головам — в буквальном смысле. Я бы не смогла.