Умирание земли и жизнь мира

Штайнер Рудольф

В наше время чрезвычайно важно обратить на это внимание, так как важно, чтобы это приобрело влияние и на систему воспитания. Именно в подобных вещах мы идем навстречу значительному повороту в развитии человечества. Суждение о прежних эпохах человечества происходит под влиянием нашей истории, которая является действительно в высшей степени условностью. Неизвестно, каким образом последние столетия привели людей к тому, чтобы все больше и больше так направлять воспитание и особенно преподавание, что в своей дальнейшей жизни человек получает от воспитания и преподавания не то, что он, собственно, должен был бы от них получить. Самое большее, что мы под влиянием современных условий в более позднем возрасте можем пробудить в себе по отношению тому, что мы затратили в юности во время воспитания, это «воспоминание». Мы вспоминаем то, что мы учили, что нам говорили и обыкновенно бываем довольны, когда вспоминаем это. Но при этом совершенно не принимают во внимание, что человеческая жизнь подлежит, хотя и многим тайнам, но по отношению к этим вещам подлежит одной значительной тайне. В одной из прежних лекций я с другой точки зрения уже указывал на эту тайну.

— Человек — многогранное существо. Мы рассматриваем его прежде всего поскольку он является двойственным существом. Эта двойственность, как я уже говорил прежде, выражается уже во внешней форме тела. Эта последняя являет нам человека, как головного и как остального человека. Разделим человека прежде всего на голову и на остального человека. Если мы обратили внимание на разницу во всем строении человека, то можно было бы естественнонаучно сделать очень значительное открытие. А именно: если рассматривать строение головы чисто физически, анатомически,

то именно голова оказывается тем, к чему может быть применена более материалистически задуманная теория происхождения, то, что в настоящее время именуется «дарвиновой теорией». В отношении головы человек известным образом поставлен в это течение развития, но только в отношении головы, а не в отношении остального организма. Для того, чтобы понять это происхождение человека, мы должны представить себе дело так, чтобы представить себе человеческую голову совершенно независимо от соотношения величин, а остальное приросшим к ней. Представьте себе, что развитие шло бы так, что человек развивался бы в будущее и какие-либо органы приобрели бы еще особые «придаточные органы». Развитие, видоизменение могло бы пойти дальше. Но так еще и было в прошлом: в прежние времена человек существовал, собственно, только как головное существо и эта голова развивалась все дальше и дальше и стала тем, чем она является в наше время. И то, что привешено к голове, хотя оно физически и больше, присоединилось лишь впоследствии. Это является более молодым образованием. В отношении своей головы человек происходит от старейших организмов, а все остальное, кроме готовы присоединилось лишь впоследствии. Отсюда и происходит, что голова у современного человека всегда занимает такое важное место, так как она напоминает о предшествующей инкарнации. Остальной организм — на это я тоже уже обратил ваше внимание — является, напротив, предварительным условием для более поздней инкарнации. В этом отношении человек является совершенно двойственным существом: у головы совершенно иные задатки, чем у остального организма. Голова — это окостеневший орган. Она такова, что если бы у человека не было остального организма, он хотя и был бы очень одухотворен, но был бы «одухотворенным животным». Голова, если она не будет к этому инспирирована, никогда не сможет чувствовать себя «человеком». Она указывает на прошлые времена Сатурна, Солнца и Луны. Остальной организм указывает только до эпохи Луны, а именно на более позднюю эпоху Луны. Он только присоединился к головной части и в этом отношении действительно является как бы паразитом головы. Вы хорошо можете себе это представить: голова была некогда всем человеком, она имела по направлению вниз выделительные придаточные органы, с помощью которых она питалась. Это было очень своеобразное существо. Но по мере того, как оно развивалось дальше, по мере того, как развивались отверстия по направлению вниз, так что они уже больше не раскрывались в окружающее и поэтому уже больше не могли служить для питания и приводить голову в связь с получающимися из окружения влияниями, так что голова также костенела и по направлению кверху по мере этого оказывался необходимым и остальной придаток. Лишь вследствие этого оказался необходимым этот остальной организм. Эта часть физической организации возникла лишь в то время, когда для остального животного мира исчезла возможность возникновения. Вы скажете: трудно помыслить то, что я только что изложил. Но на это я могу только опять возразить: нужно именно потрудиться помыслить нечто подобное, ибо мир не так прост, каким хотели бы его видеть люди, не желающие утруждать свою мысль, чтобы понять его. В этом отношении можно пережить много разных требований, которые ставят люди для того, чтобы как можно легче понять мир. В этом смысле у людей весьма странные взгляды. Существует богатая кантианская литература, созданная всеми теми, кто считает Канта во всех смыслах огромным философом. Это происходит только оттого, что люди не понимают других философов и должны потратить так много силы мысли уже для того, чтобы понять Канта. А так как он все же великий философ, то других они тем более не понимают. И так как им так трудно понять Канта, они считают его великим философом. С этим также связана боязнь считать мир сложным и необходимость истратить силы на то, чтобы понять его. Мы уже говорили об этих вещах с самых различных точек зрения. И когда впоследствии появятся мои лекции по «ок-культной физиологии», можно будет и в частности прочесть о том, что можно и эмбриологически доказать, что бессмысленно говорить: головной мозг развился из спинного. Верно обратное: головной мозг есть видоизменный спинной мозг былых времен и современный спинной мозг присоединился лишь как придаток к современному головному мозгу. Нужно только научиться понимать, что то, что в человеке является простейшим, возникло позднее того, что является более сложным, более примитивное, стоящее на подчиненной ступени, возникло позднее.

Эту вставку о двойственности человека я сделал лишь для того, чтобы вы поняли нечто другое, являющееся следствием этой двойственности. А следствием является то, что мы с нашей душевной жизнью, развивающейся в зависимости от условий телесности, также живем в этой двойственности. Мы не только органически имеем развитие головы и развитее остального организма, но мы имеем также два различных темпа, две различных скорости в нашем душевном развитии. А именно: наше головное развитие идет сравнительно быстро, а развитие, которое должен выработать остальной организм, — я его назову развитием сердца — идет сравнительно медленнее, идет приблизительно в три-четыре раза медленнее. То в человеке, что обусловлено головой, бывает обыкновенно закончено в своем развитии уже к 20-ти годам, в отношении к голове мы в 20 лет уже старики. И только потому, что непрерывно идет обновление от остального организма, развивающегося в три-четыре раза медленнее, мы продолжаем еще кое-как приемлемо жить. Развитие нашей головы идет быстро, развитие же сердца, которое является развитием остального организма, идет в три, четыре раза медленнее и мы своим переживанием стоим в этой двойственности. Развитие нашей головы может принять в себя очень много именно в детстве и юношестве. Поэтому мы учимся в детстве и юношестве. Но то, что тогда воспринимается, должно непрерывно обновляться, освежаться, должно быть непрерывно охвачено более медленным ходом развития остальных органов развитием сердца.

Теперь подумайте, когда воспитание таково, как в нашу эпоху, когда воспитание и преподавание имеют ввиду только развитие головы и считаются как бы только с головой, то результатом этого является то, что голова, как мертвый организм включается в более медленный ход остального развития, что она задерживает это последнее и что люди душевно рано старятся, в существенном связано с системой воспитания и преподавания. Разумеется, вы не должны представлять себе, что можно теперь поставить такой вопрос: как направить преподавание так, чтобы оно не было таким? Это очень значительный вопрос, на который нельзя ответить в двух словах, ибо в преподавании все почти должно быть иначе направлено для того, чтобы оно являлось для памяти не только чем-то таким, о чем помнят, но чем то освежающим, обновляющим. Спросите себя, сколько в настоящее время людей, когда они оглядываются назад на что-нибудь в своем детстве, на вес, что они тогда пережили, что им говорили учителя и тетки, сколько людей могут вспомнить об этом таким образом, что они не только помнят: «это ты должен сделать так-то и так-то», но так, чтобы они все снова погружались в то, что они пережили в юности, любовно обращали свой взор к каждому приему, к каждому отдельному замечанию, к звуку голоса, к чувству, которым было пронизано то, что предлагалось им в детстве и ощущали бы это так, что это является постоянно освежающим их источником молодости. Это связано с темпами, которые мы в себе переживаем: с тем, что человек должен следовать своему более быстрому развитию головы, которое заканчивается к 20-ти годам и более медленному ходу развития сердца и остального человека, которого нужно питать всю жизнь. Мы можем давать голове не только то, что предназначается только для головы, но мы должны давать ей также и то, из чего остальной организм в течение всей жизни может все снова и снова черпать освежающие силы. Для этого, например, необходимо, чтобы все отдельные предметы преподавания были пронизаны некоторым художественным элементом. В настоящее время, когда избегают художественного элемента, так как думают, что известным культивированием жизни фантазии (а ведь фантазия есть нечто такое, что выводит человека за грань повседневной действительности), в преподавание

могла бы быть внесена фантастика, в настоящее время совершенно нет никакого стремления считаться с подобной тайной жизни. Достаточно только в некоторых областях увидеть то, что я теперь имею в виду — это, разумеется, еще существует то — там, то — здесь — тогда увидят, что это вполне можно осуществить. Но это можно осуществить только таким образом, что люди снова станут «людьми». Для этого необходимы различные вещи. Я в этом отношении хотел бы указать на одну из них.

В настоящее время подвергают испытаниям тех, которые хотят стать учителями, в смысле тех или других знаний. Но что этим устанавливают? Обычно только то, что данный человек однажды во время, когда, именно, он должен был пройти испытание, «зарубил» нечто в своей голове, что при некотором умении он мог бы для каждого отдельного урока, вычитать из известного количества книг, что день за днем можно было бы усвоить для преподавания и что вовсе не нужно усваивать себе таким образом, как это делают в настоящее время. Но прежде всего во время такого экзамена было бы необходимо узнать, имеет ли данный человек такое сердце и чувство, такую кровь, которые необходима для постепенного установления связи между им и детьми. Не знание следовало бы испытывать на экзамене, но следовало бы узнать, в какой степени и в какой мере данное лицо является «человеком». Я знаю, предъявлять подобные требования к настоящему времени означает для современности двоякое. Либо скажут: кто требует нечто подобное, совершенно безумец, такой человек вовсе не живет в действительном мире. Или же, если не захотят дать подобного ответа, скажут: ведь это происходит постоянно, ведь мы все к этому стремимся. Дело в том, что люди думают, что тем, что происходит, все уже бывает исполнено, так как они в вещах понимают только то, что они сами в них вносят.

Я привел это, разумеется, для того, чтобы, во-первых, с одной стороны, пролить свет на жизнь, а также еще с целью правильно осветить то, что всегда чувствует нижняя душа человека, что так трудно именно в наше время поднять в верхнюю душу, но чего жаждет душа человека и чего она все более и более будет жаждать в будущем — правильно осветить то, что нам необходимо для души; способствовать постоянно таким образом обновлять силы этой души, чтобы по мере того, как жизнь подвигается вперед, мы не уставали, а всегда были полны надежд и говорили: каждый новый день будет для нас точно таким же, как и первый пережитый нами сознательно. Но для этого необходимо, чтобы мы, в некотором роде, не были принуждены стареть. Когда мы в настоящее время видим, как сравнительно молодые люди, мужчины и женщины душевно уже собственно так страшно стары, так мало склонны к тому, чтобы ежедневно все снова ощущать жизнь, как нечто такое, что им дается, как ребенку, когда мы знаем, что в этой области должно быть дано, сделано духовной культурой нашей эпохи. А в конечном результате чувство, которое я здесь имею в виду, это чувство никогда неослабевающей жизненной надежды делает вас способными к ощущению правильного отношения между живыми и так называемыми умершими. Иначе то, что должно обосновать отношение к какому-либо умершему, слишком сильно застревает в воспоминании. Можно вспомнить о том, что мы пережили с умершим при жизни. Но если мы не в состоянии после физического ухода умершего развить такое чувство, чтобы все снова переживать то, что мы пережили с ним при жизни, то мы не можем достаточно сильно чувствовать, достаточно сильно ощущать, как необходимо ощущать при этом новом отношении: «умерший живет только, как духовное существо и должен действовать, как дух». Если мы настолько притупились, что совершенно не можем освежить жизненных надежд, мы уже не сможем почувствовать, что произошло полное преображение. Раньше нам помогало то, что мы встречались с человеком в жизни; теперь же помощником нам является только дух. Мы идем ему навстречу только путем развития этого чувства непрерывного обновления жизненных сил для сохранения в свежести жизненных надежд.

Я хотел бы здесь сделать одно замечание, которое, быть может, покажется вам странным. Здоровая жизнь, здоровая особенно в тех направлениях, на которые здесь теперь указывалось, если только не происходит затемнения сознания, никогда не приводит к утомлению жизнью, но совершенно здорово прожитая жизнь ведет в более зрелом возрасте к желанию каждый день сызнова начать эту жизнь с новыми свежими силами. Здоровье заключается не в том, что мы в более зрелом возрасте думаем: «Слава Богу, что жизнь моя прошла», а в том, что мы можем сказать себе: «Несмотря на мои 40 или 50 лет, я хотел бы вернуться и еще раз прожить жизнь». И нечто здоровое заключается в том, что мы от мудрости научаемся примирению с мыслью, что мы чего-либо не можем совершить в этой жизни, но в исправленном виде совершим это в другой. В этом заключается нечто здоровое: уметь принять все то, что мы пережили, и если для этого необходима мудрость, не желать исправить этого в настоящей жизни, а уметь ждать следующей. Зато это и есть доверие, построенное на настоящем доверии к жизни и на сохранившихся жизненных надеждах.

Так развиваем мы чувства, которые действительно одушевляют жизнь и которые в то же время образуют мост между живущими здесь и живущими там: благодарность по отношению к обступающей нас жизни. Доверие к узнаванию этой жизни. Интимное чувство общности. Способность оживлять жизненные надежды с помощью все вновь возникающих свежих жизненных сил. Эти внутренние этические импульсы, которые, если их правильно почувствовать, могут также дать самую лучшую внешнюю социальную этику, ибо этическое точно так же, как и историческое может быть понято только в том случае, если оно понимается в подсознании, как я это показал в публичной лекции.

Второе, на что мне еще хотелось указать из отношений живых к умершим, это вопрос, который может все снова и снова выступить, а именно: в чем, собственно, заключается разница в отношениях между людьми, поскольку эти люди воплощены в физическом теле, и между людьми, поскольку один из них живет в физическом теле, другой же не живет в нем, или ни один из них не воплощен в физическом теле? В связи с этим я хотел бы здесь дать особое указание.

Когда мы духовнонаучно рассматриваем человека в отношении его Я и его подлинной душевной жизни, которую можно так назвать: «астральным телом» — относительно Я я часто говорил, что оно является самым молодым, младенцем среди членов человеческой организации, в то время как астральное тело несколько старите, но относится только к лунному развитию, поэтому в отношении этих двух высших членов человеческого существа мы должны сказать: они еще не настолько развиты, чтобы, опираясь только на них, человек имел власть самостоятельно проявить себя по отношению к другим людям. Если бы мы здесь были все вместе, живя каждый только как Я и астральное тело и не живя также в наших эфирных и физических телах, мы были бы здесь вес вместе как бы, в своего рода, каше. Наши существа сливались бы друг с другом, мы не были бы разделены, мы также не могли бы различать друг друга. Совершенно нельзя было бы разобрать, где моя рука или моя нога, и где рука и нога другого. Даже свои чувства нельзя было бы отчетливо признать за свои. То, что мы, как люди, ощущаем себя отделенными, происходит от того, что каждый в форме капли вырван из общей текучей массы, которую мы должны представить себе в более ранний определенный период времени. Но для того, чтобы отдельные души снова не слились воедино, мы должны представить себе, что каждая капля-душа вошла как бы в кусочек губки и благодаря этому они разделяются. Так оно в действительности и произошло. Только благодаря тому, что мы, как люди, живем в физическом и эфирном телах, мы отделены друг от друга, действительно отделены. Во сне мы отделены друг от друга только благодаря тому, что у нас тогда бывает сильное влечение к нашему физическому телу. Это влечение, которое так всецело направлено к нашему физическому телу, разделяет нас во сне, иначе ночью мы совершенно сливались бы все друг о другом и чувствительным душам, вероятно, было бы очень неприятно, если бы они знали, как сильно они приходят в соприкосновение с существами своего окружения. Но это не так уже плохо по сравнению с тем, что произошло бы, не будь этого горячего влечения к физическому телу, пока человек физически воплощен.

Мы можем спросить: что разделяет наши души друг от друга в период между смертью и новым рождением? Точно так же как между рождением и смертью мы нашим Я и нашим астральным телом принадлежим физическому и эфирному телу, так после смерти, т. е. между смертью и новым рождением мы нашим Я и астральным телом принадлежим к совершенно определенному созвездию, ни один не принадлежит к одному и тому же, но каждый к совершенно определенному созвездию. Исходя из этого инстинкта, говорят о «звезде человека». Вы поймете: созвездие, если вы возьмете его физическую проекцию, периферически прообразно и вы можете распределить их самым различным образом. Пространства покрывают друг друга.