Умирать — в крайнем случае
Шрифт:
Я тихо открываю дверь и так же тихо спускаюсь по лестнице на первый этаж. Вестибюль пуст, если не считать Дорис, которая сидит за столом администратора и читает газету. Я тихонько зову ее, и когда она меня замечает, делаю таинственный жест. Подавив привычное «О, мистер Питер!», готовое сорваться с ее уст, моя добрая приятельница подходит ко мне, и я веду ее в номер.
— Дорогая Дорис, этот тип хотел меня отравить! — торжественно заявляю я, вводя ее в свои покои и демонстрируя открытый кран плиты.
Она
— Не надо, не трогайте! Я хочу, чтобы сохранились отпечатки его пальцев на кране и следы ботинок на полу.
— Но ведь это — чистое убийство! — сокрушается Дорис.
— Мне тоже так кажется. И мистер Дрейк, наверное, будет того же мнения. Вы знаете, ведь это ваш брат спас меня от верной смерти! Он что-то громко говорил про открытый кран в соседнем номере, и я от его голоса проснулся.
— О! Теперь я понимаю! — восклицает сообразительная Дорис и прикрывает рот ладонью. — Он открыл и тот кран… чтобы ввести нас в заблуждение… Я и говорю брату: видно, я совсем выжила из ума, оставила кран открытым…
— Выжила из ума?.. Дорис, вы просто клевещете на себя!
— О, мистер Питер! — восклицает Дорис и тут же спохватывается: — А как вам удалось так быстро протрезветь?
— Чтобы протрезветь, надо быть пьяным, милая Дорис, а я не был пьян. Мне просто было плохо, кружилась голова. Этот тип чего-то мне насыпал в виски, и мне стало плохо…
— Так я и думала. Увидев вас, я просто не поверила собственным глазам. Среди бела дня… да еще в будни…
— Да, конечно. А теперь слушайте. Смотрите, не проговоритесь! Никому ни слова! Если случайно зайдет Райт и будет спрашивать про меня, скажите, что я сплю, и все. Остальное выяснится завтра, у Дрейка.
— Поняла, мистер Питер. Но все-таки вы закройте кран. Зачем газу пропадать зря при нынешней дороговизне…
— Что это вы в такую рань, Питер? — без особого энтузиазма осведомляется шеф, увидев меня в дверях кабинета. — Вам что, новые идеи приходят в голову по ночам?
Рано утром Дрейк редко бывает в хорошем настроении, а рабочее состояние приходит к нему после третьей дозы.
— Да нет, не идеи. Просто мне подумалось, что однажды вечером я могу лечь спать и утром не проснуться…
— Ах, вы опять про эту песню… Крепко же она засела у вас в голове.
— Сэр, речь идет не о песне, а о реальной жизни. Вчера Райт хотел меня отравить.
— Неужели он посмел? — вяло рычит Дрейк и с видом человека, готового к самому худшему, идет к подвижному бару и хватает за горлышко бутылку «Баллантайна».
— Да не тяните же! Рассказывайте!
Я кратко рассказываю о случившемся и перечисляю вещественные доказательства. Времени на это уходит мало, что не мешает шефу принять две дозы горючего, не
Когда в кабинет вступает Ал, вызванный сигналом невидимого звонка, Дрейк командует:
— Немедленно приведите ко мне Райта!
И в ожидании провинившегося поясняет:
— Это поступок отчаявшегося человека, Питер! Надо войти в его положение. Жест отчаяния и ничего больше!
Через десять минут агент похоронного бюро предстает перед шефом. При виде меня он не обнаруживает никакого удивления — должно быть, успел предварительно проконсультироваться с Алом.
— Я только что узнал, что вы пытались ликвидировать нашего общего друга Питера, — спокойно говорит Дрейк. — Надеюсь, вы понимаете, как это меня огорчает.
— Это подлая ложь! — решительно заявляет куст сирени. — Это его выдумка! Он хочет устранить меня. Вы, сэр, наверное, и сами заметили, что он старается убрать меня с дороги. Особенно в последнее время…
— …отчего вы и решили опередить его, — добродушно заканчивает рыжий.
— Подлая ложь!
— А кто открыл кран?
— Какой кран?
— Газовый кран в кухне Питера.
— Понятия не имею! Он напился как свинья. Я дотащил его до дома… уложил в кровать… откуда мне знать, что он делал после этого!
— Наверное, решил покончить с собой, — заявляет Дрейк. — С вашей помощью, Джон.
— Не понимаю.
— Я тоже. Но факты налицо: свидетельство Дорис, отпечатки вашей обуви в кухне, отпечатки ваших пальцев на кране, не говоря уже о снотворном, которое вы дважды наливали в стакан Питера и следы которого и сейчас можно обнаружить в одном из цветочных горшков в кафе.
Райт умолкает — очевидно, прикидывает, с какого пункта начать оборону, — но рыжий не дает ему подумать.
— Мы не дети, Джон! И вам известно, что я скор на решения. Особенно когда ясно вижу перед собой отсутствие доброй воли. Так что в ваших интересах продемонстрировать добрую волю.
— Он отнял у меня Линду, — мрачно заявляет Райт; наверное, он понял, что лучше не раздражать шефа голословными отрицаниями.
— Это уже лучше, — кивает рыжий. — Убедительнее.
— Он меня оттеснил. Линда ушла к нему.
Райт без устали твердит одно и то же — про Линду, — как будто это объясняет все случившееся.
— Ну, раз дело в ревности… — уступчиво говорит Дрейк и разводит руками, будто он соглашается, что ревность все объясняет. Затем говорит: — Вы свободны!
После ухода Райта Дрейк вопросительно смотрит на меня.
— Что делать, Питер! Оказывается, он ревнует! Вам не кажется, что ревность может многое извинить?
— Не знаю, не задумывался, — признаюсь я. — Но если нужно, я изучу этот вопрос.
— Заставить человека изучить этот вопрос может только женщина. Хотя я вам этого не желаю.