Умница для авантюриста

Ночь Ева

Её воодушевление сходит на «нет», Рени сникает, как только мысли её возвращаются к цели, из-за которой, собственно, мы сюда попали.

— Пойдём, — подбадриваю я её. — Нам ещё многое предстоит осмотреть. Кто знает, где хранятся побрякушки для дона Педро?

— Я всё время думаю теперь, зачем они ему? Сомневаюсь, что эти вещи — просто дорогие сердцу предметы. Фолионто не подпускал к себе людей столетиями. Он видел эти вещи только на картинках. Это не ностальгия. Не жажда коллекционера. Это что-то другое. Иначе он бы не пытался с такой маниакальностью добыть их.

Моя девочка произносит вслух то, о чём я постоянно размышляю. Но я сейчас

не хочу добавлять в её душу ещё больше сомнений и сумятицы.

— Какая разница? Давай просто найдём их, а потом подумаем обо всём остальном, — и, хоть я и обещал Рени не воздействовать на неё, вкладываю в слова немножко убеждения и спокойствия.

Вскоре мы поняли, что Фолионто не собирается нам помогать. Он напоминал лабиринт: комнаты сменялись, уводили то вверх, то вниз, открывались какие-то неожиданные проходы, лазы. Кое-где мы передвигались на четвереньках, а один раз провалились сквозь вязкую субстанцию. К счастью, удачно.

Комнаты, помещения, кладовки, коридоры, лестницы. Скользящие механические ленты, на которых можно кататься хоть до скончания дней. И вещи, вещи, вещи… скопище мебели, ящичков, столов, секретеров, шкафов, встроенных сейфов, потайных углублений, скрытых механизмов. Здесь можно бродить вечность. Годы. Путаться и блуждать. Выныривать в совершенно других местах. Я боялся даже думать, сколько тайников мы пропустили только потому, что ничего не знали о них.

— Так мы ничего не найдём, — Рени устало присела на зелёный пыльный диван. — Путаемся, кружим, и я не уверена, что в этом месте можно пересмотреть тщательно все безделушки.

— Есть хорошая новость, — я обнял Рени и положил её голову себе на плечо. — К счастью, мы не кружим. Я очень хорошо запоминаю путь. Поэтому не заблудимся, не потеряемся.

— И есть плохая новость, — тяжело вздохнула она. — Мы не знаем, как правильно искать и где. И сомневаюсь, что эти вещи спрятаны в одном месте.

— Ты помнишь эти вещички, Рени? — спросил, чтобы отвлечь от тягостных дум. Сам-то я их хорошо представлял.

— Кулон на кожаном ремешке, чаша на короткой ножке, квадратный поднос с обкусанными краями, толстая стрела и широкое кольцо из трёх ободков. Я помню.

Надо же: я мысленно называл эти же предметы немного иначе. Вот что значит разные взгляды.

— Что-то должно быть между ними общее, — гнул я своё. — Не могут они быть совершенно разрозненными приметами.

— Ну, разве что декоративность. Кулон и кольцо — украшения. Чаша, поднос и стрела вполне могут быть деталями интерьера. Нам это не поможет, увы.

Она полезла в карман брюк, зашуршала бумагой и вытянула на свет рисунки раритетов. Моя очень умная, запасливая, дальновидная жёнушка. Мы долго рассматривали их, но так и не пришли к согласию.

— Нужно возвращаться, Гесс. Я жутко проголодалась. И, может быть, пока будем отдыхать, многое уляжется в голове. И решение придёт само. Или подсказка какая всплывёт. Пока я сдаюсь. Он победил, а я слабая. Нужна передышка.

Но мы ошибались, когда думали, что самые главные тяготы позади. По дороге назад нас ждал сюрприз. Даже не так. Три сюрприза.

Рени

— Нужно уходить, — не знаю, как Орландо удаётся говорить так спокойно. Вид у него тот ещё: рубашка порвана, на лбу кровоточащая шишка. Марселла напоминает взъерошенную птицу с растрёпанными перьями. Глаза только горят по-боевому. Герда похожа на разъярённую фурию: шляпка набекрень, необъятный

ридикюль прижат к пухлому животику, неизменный розовый зонт зажат в руке как шпага. — В долине чужаки. Мои люди и Джако сдерживают их. Мы случайно сюда попали. Не думали, что Фолионто пустит. Но, по всей вероятности, после того, как исчезла решётка, это теперь просто открытая дверь.

— Чужаки? — Гесс, как всегда, улавливает самое важное. — Ты забыл замкнуть контур?

— Нет, конечно, — гневно сверкает глазами потрёпанный херувим. — Их провёл сюда кто-то с кровью Фольи. Как тебе известно, я не единственный её носитель.

Мы стоим недалеко от входа, там, где рассеивается голубой мягкий свет. Орландо тревожно прислушивается к звукам, что проникают даже сюда. В какой-то миг раздаётся громкий треск — и мы, не сговариваясь, мчимся непонятно куда. Скачем, как зайцы, преодолеваем какие-то выступы. Хуже всех приходится Герде, но она пыхтит упорно и почти не отстаёт от нас. Бедная — в платье с подъюбниками, с неизменными зонтом и сумкой.

— Брось! — командую я на ходу.

— Ещё чего! — пыхтит боевая миссис Фредкин, срывая шляпку. Вот её она выбрасывает безжалостно, а со своими дорогими вещами расставаться не желает ни в какую. Она даже на Гесса, предложившего помощь, отмахивается: — Нет уж, пусть моё остаётся со мной!

Наше бегство закончилось неожиданно: впереди показался крутой спуск, и мы, не успев затормозить, полетели вниз. Кажется, Гесс вполне мог избежать падения, но отставать от нас не стал.

Это напоминало спуск с горки в детстве. В выигрышном положении оказалась всё та же Герда: её пышные юбки, что мешали бежать, в этот раз приглушили удар, иона неслась вперёд с ветерком, сверкая белоснежными кружевами панталон и потрясая зонтом, как знаменем.

Несмотря на драматизм ситуации и на боль в локте и боку — приложилась при падении — я рассмеялась. Внизу, корчась от боли, хохотали Орландо и Марселла. Гесс улыбался. Ему спуск дался легче всех.

Мы стонем и охаем, подсчитывая ушибы, а Гесс тем временем оглядывается по сторонам.

— Странно как. Мы шли вперёд и старались не пропускать ни одного поворота, ни одной комнаты, что встречались нам на пути. Но это совершенно незнакомое место.

Гесс сосредоточенно щупает мой ушибленный локоть, снимая боль. У него это хорошо получается: от рук идёт жар, от которого рассеиваются, уходят неприятные ощущения. Он не жадничает: помогает и Герде, и Орландо с Марселлой. Парочка его заботу встречает с удивлением и недоверием.

— Он иномирец, — поясняет Герда, не вдаваясь в подробности. Моя верная и не такая уж простая дуэнья. Я встречаю её ясный взгляд и понимаю: она знает достаточно, чтобы кидаться такими словами.

— Бессмертный? — сочится ядом Орландо, а Марселла бледнеет, как поганка.

— Можно и так сказать, — Гесс невозмутим, словно древние скалы.

Орландо тоже меняется в лице. Открывает рот, качает головой, будто не верит, но так и не решается задавать вопросы.

— А то, что мы попали в это место, неудивительно, — наконец заговаривает он о другом. — В дневниках моего прапрапрадеда много рассказов о Фолионто. Сам дедуля, насколько я помню, внутри не бывал, но зато собрал все байки, легенды, сказки, рассказы полувыживших из ума родственников. Помимо всего прочего, он упоминал, что замок умеет прятать тайны и раскрывать их, когда захочет. Дедовы записи говорят: здесь меняется реальность. Я не воспринимал эти опусы всерьёз. До того, как Рени не начала оживлять Фолионто.