Умножающий печаль
Шрифт:
— Твои дружки, что ли? Которые за справедливость?..
— Нет. Мои друзья — люди смирные, добрые, безобидные. А угрохает тебя твой закадычный дружок…
— Зачем? — простовато спросил я. — Дружок мой в большой отрыв ушел. Он, можно сказать, везде, а я — нигде… За что?
— За длинный язык твой, Костя, за несдержанность. — Николай Иваныч сочувственно вздохнул, и рыжеватые мыши его съехались на переносице, слились, совокупились. — Я тебя понимаю: обидно было и крайним оказаться, и девочку любимую в залог дружку оставить. Вот ты и болтал не к месту, что
— Все-то вы знаете, — помотал я головой.
— Знаем, Костя, знаем, — кивнул Николай Иваныч. — И дружок твой знает — у него служба безопасности не хуже нашей. И он тебе рекордный кросс со стрельбой не позволит. Теперь ваша дружба встречный бой называется. Вот ты и прикинь, что к чему… Сейчас этот урод, выкидыш гнойный, захочет взаимных клятв на крови. Верности до гроба — дураки оба.
— Ладно, ужинать пора, — махнул я рукой. — Вопросы ты мне серьезные задал, тут думать надо. Пошли в кабак…
— Зачем ходить? — возбудился Николай Иваныч. — Мы сейчас в номер закажем, чего нам в ресторане зря светиться, рисоваться лишнего. А думать, конечно, будем. Тут не олимпиада, ошибиться нельзя. За второе место серебряную медаль на кладбище выдадут… — Он встал, открыл дверь, позвал охранника:
— Валер! Подь сюды! Значит, спустись в ресторан, своим глазом убедись — ужин пусть по полной программе будет.
Он вернулся в комнату и протянул мне мобильный телефон:
— Вот возьми, пусть все время при тебе будет… Если что, я с тобой свяжусь. Номер мой простой: нажмешь 717-77-77 — и вот он я. Завтра я вас с Валеркой свезу отсюда в приятный коттеджик — отдохнешь, оглядишься, прикинем что и как… В старые адреса тебе не надо ходить, и по старым телефонам не звони — все мониторируется…
— Неужто все? — восхитился я.
— Надеюсь, — со спокойной гордостью сообщил Николай Иваныч. — И коль мы о них знаем, то и у другана твоего они под контролем…
— Во даете! Прям как у Штирлица с Мюллером…
Как было дело
Конвойный ордер — милицейский «Жигулъ» и черная «Волга» с проблесковым фонарем на крыше — уже прошел Ленинградское шоссе и по длинному плавному съезду стремительно выходит на Окружную кольцевую дорогу в сторону Дмитровки. В полукилометре за ними следует грязная «девятка», ведущая их от аэропорта. Наводящий из «девятки» — человек с неразличимым лицом потного призрака — переговаривается с кем-то по рации.
С площадки отдыха — много впереди подъезжающего конвоя — трогается несколько машин. Большой тяжелый грузовик, полуфургон «Газель», поношенный неприметный «опель». Они занимают крайний левый ряд и растягиваются по трассе. Конвой приближается и на большой скорости начинает обгонять их в правом ряду. Мчащийся впереди «опель» вдруг делает резкий рывок направо и ударяет первую машину конвоя — милицейский «Жигулъ» — в левое заднее крыло. Это профессиональный удар недобросовестных гонщиков. От неожиданного бокового удара «Жигулъ» на скорости вылетает с полотна дороги, падает в глубокий кювет
Угрожающе и бессильно воет сирена, над разбитой машиной продолжает вспыхивать пульсирующими сполохами сигнальная рампа.
Фомин за рулем «Волги» пытается погасить скорость и выйти налево, чтобы обойти перекрывающий ему путь «опель». Но слева на них тяжело надвигается борт грузовика.
— Тревога! — кричит Фомин. — Оружие к бою!.. Нападение!..
Майор Котов ревет перепуганному Смаглию:
— На пол!.. На пол, мать твою!.. — выхватывает пистолет, заталкивает на пол кабины слабо сопротивляющегося Смаглия и ложится на него, прикрывая арестованного своим телом.
Офицеры сопровождения открывают стрельбу по грузовику. Поздно — им не хватило нескольких секунд. Грузовик всей своей чудовищной железной массой наваливается на «Волгу» и волочет ее по обочине навстречу уже остановившемуся «опелю», из которого выскакивают два человека с автоматами наперевес. «Волга» врезается в «опель», и сдвоенная автоматная очередь разрезает монотонный негромкий рокот автострады. Киллеры стреляют внутрь машины до последнего патрона в магазине, бросают автоматы на землю и на ходу прыгают в фургон «Газель». Туда же забирается водитель грузовика. Из притормозившей «девятки» невзрачный человек с рацией кричит:
— Пошли! Пошли!..
Машины быстро набирают скорость, сворачивают на Алтуфьевское шоссе, влетают в город, за первым перекрестком киллеры пересаживаются в две иномарки, и машины разъезжаются в разных направлениях.
На месте побоища немо вспыхивает сигнальная рампа на крыше исковерканного «Жигуля», курится дымок над расстрелянной «Волгой», в кабине — кровавое месиво. Мертвый майор Котов прикрывает собой Смаглия, во лбу у которого круглая пулевая дырочка.
Сергей Ордынцев: встреча
Наш джип с мягким утробным рокотом вспорол сумрак городских окраин и будто рубильником включил для меня разноцветные переливающиеся огни празднично-нарядной Москвы. Ярко иллюминированные здания, томная подсветка зелени, огромный тускло-золотой кулич храма Христа Спасителя, загадочный свет в окнах незнамо откуда возникших небоскребов, прыгающие вспышки рекламы, зовущие пятна биллбордов, дорогие витрины и подъезды ресторанов, сладкий запах жареного попкорна, ватажащиеся в стаи развеселые мужички и панельные девки — шикарная ярмарка жизни. Все продают. Кто покупает?
Красиво! Мне нравится. Мне нравится быть гостем в моем родном городе.
Володька Фомин предлагает подсменить меня в штаб-квартире во Франции. Он не знает, что разница между гостеванием в Париже и постоянной жизнью там приблизительно такая же, как между посещением театральной премьеры и работой в этом театре осветителем.
Из автомобильного приемника доносилась залихватская киркоровская песня «Ой, мама, шикодама». Интересно, что такое «шикодама»? Водитель нажал клавишу на панели приемника — в кабину рванул развязно-агрессивный голос радиообозревателя: