Умные мысли, которые делают тебя дурой
Шрифт:
Ничего я не имею против!.. Идите, жарьте поросенка своего. Я тоже люблю оторваться по борщу с чесноком. Все люди, все народы, все мужчины и женщины в этом мире любят поесть. Мир крутится на кухне! Я не хочу ни с кем ругаться, я вообще на огород ушла, я пряталась от ананасов, салат я хотела, сезонный. Огурчики Галкины, масла туда, укропом погуще и солюшку… Чем проще, тем вкуснее, #ятакщитаю. Как только в жизни начинается салат из ананасов – все, приплыли. Значит, что-то мы себе недоговариваем, что-то мы скрываем под этим бесконечным майонезом.
Что прячем? Неуверенность? Стараемся, чтоб нас хвалили
Что вы смеетесь? В наших местах голод был постоянно, и Галкина бабушка еще помнила хлеб с лебедой. Вот она-то всегда и приговаривала – ешь, пока естся, ешь пока естся. Старушку похоронили, начали чистить ее сараи, в старых деревянных сундуках обнаружились запасы. Горы советских серых макарон, пыльный рис, поеденная жучками фасоль, окаменевшие сухари и сопревшая за годы мука. Все это выкинули поросенку, над бабулькой посмеивались, но все равно вслед за ней повторяли – ешь пока естся, ешь пока естся.
Генетическая память о голодном прошлом не давала покоя и Галке. Суровая зима, неурожайный год, засуха, падеж скота, мор птицы, продразверстка, раскулачивание, бандитские грабежи, война и очередь за хлебом – ничего такого Галка, слава богу, не видела, если только сахар и мыло по талонам, и все равно она боялась, и все равно готовила тушенку в трехлитровых банках и под завязку набивала погребок.
– Шеф премию назначил! – радовался Толик. – С голоду не помрем, прокормимся…
– У соседа кролики дохнут, эпидемия, – беспокоилась Галка. – Кроликов резать пойдем.
Смех смехом, но каждый август, в ожидании очередного кризиса, Галина тарилась гречкой по-взрослому. Гречка, рис, макароны, мука, постное масло, мыло и туалетная бумага – вы список знаете. В ее погребке можно было пересидеть голодный год, а мне бы и на три хватило. Там было все: варенья, соленья, домашняя тушенка, морковка в ящиках с песком, кадушка с капустой, и на каждой банке подпись, в каком году закручено.
А на дворе у нас – две тыщи аж семнадцатый. Революция, которую так ждали большевики, не случилась, мы жили тихо, вяло, как при Брежневе, и даже декорации к державным праздникам напоминали старую советскую агитацию, звучали те же песни, только новыми бездарными голосами, и тот же самый оливье стоял на праздничном столе… Только Хакамада нам вещала про эпоху турбулентности, про то, что мир меняется, что нужно делать ставку на мобильность… Хакамаду слушала Галкина дочка, а Галка ничего ни про какую турбулентность слушать не хотела, в своей рутине она не сомневалась, что живет правильно, то есть заботится о семье, о пропитании то есть.
В этом застое она была спокойна, а Толик почему-то начал нервничать. Как раз на Новый год у него случилось первое разочарование. Толик пошел в лес за елкой. Он каждый год ходил за елкой в лес, на рынке никогда не покупал принципиально. Ему хотелось быть добытчиком, разбойником, поэтому он отправлялся за елкой как за мамонтом. Само собой, рисковал нарваться на полицию, увязнуть в снегу, заблудиться, замерзнуть… Но что поделать с Толиком, нужна ему была в жизни какая-то забава, любил он заломать нехорошему человеку руку, поднять
Любуясь зимним лесом, Толик приглядел себе молодую пушистую сосенку. Пару раз искупался в глубоком снегу, но дополз, спилил макушку. Елка не поместилась в салон машины, он прикрутил ее на крышу, на радостях с дороги съехал, увяз, забуксовал, побежал в деревню, нашел тракториста, вытащил машину, выпивал с трактористом, потом как в молодости убегал от гаишника. Гаишник поднял свою палочку, Толик отмахнулся в ответ: «Потом! Потом! В понедельник рассчитаемся. Некогда, к детям спешу!»
И вот он дома, открывает дверь, под вечер тридцать первого, затаскивает в комнату лесное дерево, да простит Гринпис этого доброго человека. Запахло лесом, запахло детством, Толик захотел всем рассказать, как выбирал, как тонул в снегу, как убегал от погони…
– Дети! Дети! – звал он детей, но дети наглухо сидели за компами.
Из кухни вышла Галка, отругала Толика за то, что натопал, намочил, кликнула дочь. Та вышла вся зареванная, и точно так же как мать, она не обрадовалась ни итальянской сумочке, ни новогодней елочке.
Толик надеялся, что хоть сынишка оценит его старанья. Сынишка, укутанный в свитер и шарф, со своей постоянной простудой, оторвался нехотя от Майнкрафта, смотрел на елку тупо, как на предмет ненужный.
– Чего ж вы, ребятишки, смурные у меня такие? – растерялся Толик. – Папка вам елку принес… Не с рынка, настоящую, лесную…
Ноль эмоций. Толик один улыбался на свою елку, в холодных мокрых джинсах, немного пьяный, и уже не такой молодой, как раньше, когда принес семье свое первое дерево.
Ту первую елку все обступили, кинулись наряжать, дружно, вместе, и Галка слушала, как он тонул в снегу, и теща ругалась, что за елку посадят, и тесть наливал, чтоб согреться, и бутерброды с красной икрой, художественно экономно размазанной, глотались за милую душу. Чудесные времена, когда Толик был все время голодным, и все ему казалось вкусным, и все у Толика было еще впереди.
Куда что подевалось?.. Почему теперь Галка нахмурилась, сказала, что Толян уже не мальчик за елками бегать, и что вообще пора давно купить искусственную, от натуральной летят иголки, а убирать ей некогда, она и так весь день готовила, старалась…
Стол у Галки как обычно ломился, перечислять не буду эти яства, сил моих больше нету, вы и так прекрасно знаете это беспощадное меню. Толик на праздничный стол не взглянул, отвернулся и заявил, что есть не будет.
– Есть не буду. И молчи!
Он взял бутылку водки, кинул на тарелку соленый огурец и убежал к себе в гараж. Сейчас, вы знаете, чтобы встречать Новый год, даже телек не нужен. Даже телек, Галка! А ты все сидишь в девяносто шестом, ждешь свои Старые песни о главном.
В час ночи Толику стало плохо, заколотилось сердце, пульс был бешеный, давление подскочило, пришлось вызывать скорую. Врачи поругали Толика за то, что оторвал их от застолья, что-то вкололи, сказали, что Толику нужно срочно проверить сосуды.
– Диета, отдых, физкультура и полное обследование, – сказал Дед Мороз, то есть врач, и выписал таблетки.