Умри для меня
Шрифт:
— Что
.
.
навел ужаса на тебя, моя дорогая Кэйтс? — слова срывались с губ Амброуза.
— Да, Жюль, — ответила я, сморщив нос.
Я могу честно сказать, что прямо сейчас у меня мороз по коже.
— Круто, — сказал он и губы Амброуза изобразили улыбку.
— Жюль, плохое время для шуток, — сказал
— Прости, чувак.
Всё же не так часто мне удается проделать магические фокусы для человека.
— Ты можешь просто сосредоточиться на приостановление кровотечения, если вообще возможно? Этот водитель с ума сойдет, если мы испортим его сиденье, — прошептал Винсент.
— Так, если они его уже убили, зачем тем парням хотеть вернуться за телом? Зачем его убивать один раз, если они знают, что он оживет через три дня? — спросила я Винсента, не обращая внимания на их сюрреалистический разговор.
Винсент казалось взвешивал, все за и против стоит ли мне говорить.
а затем, посмотрев на тело Амброуза завалившегося на меня, он прошептал, — Это единственный способ, которым нас можно уничтожить.
Если они убьют нас и сожгут наше тело, то мы исчезнем навсегда.
Джорджия была в ярости.
И я не винила её.
К тому времени, как мы добрались до дома Винсента, мы получили текст.
Джорджия: Где вы, ребята?
Я: Амброуз заболел.
Пришлось везти его домой.
Джорджия: Почему на зашли и не забрали меня?
Я: мы попытались.
Не смогли пробраться сквозь толпу.
Джорджия: Я прямо сейчас всерьёз ненавижу тебя, Кейт Бомонт Мерсье.
Я: мне так жаль.
Джорджия: Встретила нескольких друзей, которые спасли меня от полного унижения.
Но я всё еще ненавижу тебя.
Я: прости.
Джорджия: Ты НЕ прощена.
Мы с Винсентом попытались помочь Амброузу, но он выпрямился, после того, как вылез из такси и стряхнул наши руки.
— Я сейчас держу его.
Чёрт, этот парень тяжелый.
Как он вообще может передвигаться с таким количеством мышц по всему телу?
Когда мы добрались до двери Винсент повернулся ко мне, на его лице написано было противоречие.
— Я пожалуй, пойду домой, — сказала я, опередив его.
Он вздохнул с облегчением.
— Я могу пойти с тобой, если ты подождешь несколько минут, чтобы мы всё
— Нет, со мной всё буде в порядке.
Правда, — сказала я.
И как ни странно, я имела в виду именно это.
Пройдя через весь этот ужас и странность вечер, я чувствовал себя на удивление хорошо.
Я могу с этим справиться, подумала я про себя, когда вышла из ворот и направилась к дому своих бабушки с дедушкой.
Глава 20
Джорджия дулась, что было не очень приятным зрелищем.
Хотя я уже извинилась миллион раз, она не разговаривала со мной.
Дома было довольно не уютно.
Мами и Папи старались игнорировать тот факт, что что-то произошло, но на пятый день после моего непростительного преступления, Папи потянул меня и сказал, — Почему бы тебе не прийти сегодня ко мне на работу? Он посмотрел на задумчивый силуэт Джорджии и многозначительно посмотрел, как бы говоря, что не могу здесь говорить.
Прошли месяцы с тех пор как вы остановились у нас, и у меня появилось много товара, который ты еще не видела.
После школы я направилась прямиком в галерею Папи.
Прогулки по его магазину был сродни походу в музей.
В его приглушенном свете, древние статуи выстроились друг против друга по обе стороны комнаты, а в витринах были выставлены артефакты в виде керамики или драгоценные металлы.
— Ma princesse, — закричал Папи, когда увидел меня, разрушая напыщенную тишину комнаты.
Я поморщилась.
Это прозвище дал мне папа, которым меня никто не называл с тех пор, как он умер.
— Ты пришла.
Итак, что нового мы ищем для тебя?
— Его, для начала, — сказал он, указывая на статую в натуральную величину атлетически сложенного юноши с выставленной вперед одной ногой и сжатым кулаком, опущенным вниз рядом с ним.
Другая рука и нос отсутствовали.
— Ах, мой курос, — сказал Папи, подойдя к мраморной статуе.
пятый век до н. э.
Настоящая ценность.
В настоящее время греческое правительство даже не выпускает такие ценности из страны, но я купил его у швейцарского коллекционера, чья семья приобрела его в девятнадцатом веке.
Он провел меня мимо усыпальницы в драгоценностях, находящейся в витрине.
Ты никогда не догадаешься со сколькими подделками тебе придется столкнуться.
— Что это? спросила я, остановившись перед большой черной вазой.