Умри сегодня и сейчас
Шрифт:
– Вставай! – заорал Бондарь, подозревая, что его напарница не столь опытна в рукопашной схватке, как офицер полиции безопасности.
Вера незамедлительно подчинилась и оказалась на ногах раньше, чем эстонка сумела воспрепятствовать этому. Обнаружив, что у нее в руках остался лишь обрывок Вериного бюстгальтера, Ингрид поспешно упала на спину, что было полной неожиданностью как для Бондаря, так и для его напарницы. Попытайся эстонка вскочить, Вера, не задумываясь, всадила бы в нее пулю. Но та лежала на полу, словно признавая свое поражение. И только когда ее согнутые колени прижались
– Йау!!!
Истошный вопль, сопровождавший удар сведенных вместе пяток, прозвучал почти на ультразвуковой частоте.
Ингрид метила противнице в локоть, и не промахнулась. Верина рука, державшая браунинг, плетью взметнулась к потолку, ее пальцы разжались – скорее от неожиданности, чем от боли.
Опираясь на предплечья и голову, Ингрид на доли секунды застыла с выброшенными вверх ногами. Если бы не задравшаяся ночнушка, ее можно было бы принять за гибкого подростка, разучивающего упражнение хатха-йоги.
Но это была не йоговская асана. И не какой-либо специальный прием, позаимствованный из практики восточных единоборств. Ингрид доверилась первобытному инстинкту, и он ее не подвел.
– Ай! – растерянно воскликнула Вера, не веря своим глазам.
Выроненный ею пистолет кувыркнулся в воздухе и, описав короткую дугу, врезался в оконное стекло. Она машинально отпрянула от брызнувших осколков, и это уберегло ее от повторного удара босых ног эстонки. Сама Вера, обутая в комнатные тапки, поспешила избавиться от них и сделала это своевременно. Вскочившая Ингрид не собиралась сдаваться или спасаться бегством. Даже без браунинга, улетевшего в ночь, она представляла собой серьезную опасность.
– Хватай стул! – крикнул Бондарь, по-прежнему прикованный к кровати. У него не было под рукой ничего такого, что можно было бы использовать в качестве импровизированной отмычки. Оставалось лишь наблюдать за боем, понимая, что от исхода этого поединка зависит не только Верина, но и его собственная жизнь.
А напарница снова проявила нерасторопность. Ингрид, отреагировавшая на призыв Бондаря первой, опередила ее, пнув стул с такой силой, что тот отлетел на середину комнаты. Теперь девушки кружили вокруг него, являя собой картину живописную и сюрреалистическую одновременно. Одна белокожая, светловолосая, тоненькая, вся такая домашняя в своей широкой ночной рубашке до пят. Вторая, представлявшая собой полную противоположность первой, – смуглая, слегка цыганистая, с торчащей дыбом черной гривой.
Покрытое ранами лицо и порванный лифчик, небрежно болтавшийся на одном плече Веры, придавали ей вид весьма воинственный и кровожадный, хотя Бондарь подозревал, что она уже начала выдыхаться после сегодняшней взбучки и пьянки. Она была выше и крупнее противницы, но двигалась довольно скованно. Ингрид же казалась вошедшей во вкус схватки. Ее движения были по-кошачьи вкрадчивыми, под нежной кожей ее рук явственно проступили бицепсы, пальцы хищно согнулись, предвкушая удовольствие, с которым эстонка вонзит ногти в плоть русской соперницы.
Несмотря на сквознячок, струящийся сквозь разбитое окно, в комнате становилось душно – слишком много запахов парфюмерии и пота скопилось
– Для начала я выцарапаю тебе глаза, – предупредила Ингрид, запугивая соперницу. – А потом откушу тебе нос. Убивать тебя не стану, не надейся. До конца жизни останешься слепой уродиной!
– Ты и так уродина, – парировала Вера. – От рождения.
– Ты давно смотрелась в зеркало, тварь?
– Не твое собачье дело! Тебе вообще можно обходиться без зеркала! Такую рожу никакой косметикой не исправишь!
При этих словах физиономия эстонки действительно перекосилась, сделавшись почти неузнаваемой. Бормоча под нос какие-то угрозы вперемешку с ругательствами, она рванула на себе рубаху. Это не был классический жест балтийского матроса, рвущего тельняшку на груди перед тем, как вступить в свой последний и решительный бой. Разодранный снизу до талии подол позволял Ингрид лягаться без помех, а делать это она умела и любила. Вера, расценившая поведение противницы по-своему, презрительно расхохоталась:
– Ах ты, лесбиянка белобрысая! Думаешь, кого-то тут интересуют твои прокисшие прелести?
– Спроси у своего любимого, – ехидно посоветовала Ингрид. – Почему он оказался прикованным к кровати, а? Спроси-спроси, не стесняйся. Твоему Жене есть что рассказать. Он тебе никогда не простит того, что ты помешала нам трахнуться!
– Закрой пасть, мерзавка!
– Что, досадно?
– Заткнись!!!
– Правда глаза колет?
Бондарь, полагавший, что первый удар нанесет Ингрид, ошибся. В атаку ринулась задетая за живое Вера, гологрудая, как амазонка, и жуткая на лицо, как индеец, выступивший на тропу войны. Перемахнув через перевернутый стул, она яростно замолотила кулаками, надеясь ошеломить эстонку столь решительным напором. Толку от этого было немного. Подобную тактику используют первоклашки, размахивающие руками как попало, в то время как глаза их зажмурены из-за страха нарваться на встречный удар.
И все же правый кулак Веры сумел пробить защиту Ингрид. Получив в ухо, эстонка оступилась и упала на одно колено.
– На! – Вера добавила ей левой по затылку. – Н-на! – Удар справа попал Ингрид в висок.
– Держись от нее подальше! – крикнул Бондарь.
Ему было ясно, что эстонка, опустившаяся на четвереньки, лишь притворяется побежденной. Он видел, как сверкают ее глаза в просветах между прядями соломенных волос.
– Не беспокойся, я справлюсь с этой гадиной! – заверила его Вера, задыхаясь не только от усталости, но и от переполняющей ее гордости.
Она приготовилась добить Ингрид, возвышаясь над ней со сжатыми кулаками. Ее лоснящаяся от пота грудь вздымалась и опадала, словно подчиняясь невидимому насосу, безостановочно работающему внутри.
Контратака Ингрид, стремительно боднувшей ее в живот, застала Веру врасплох. Всплеснув руками, напарница Бондаря отлетела назад и обрушилась на стул, треснувший под тяжестью ее тела. Комната вздрогнула, во все стороны полетели деревяшки и щепки.
Не позволяя Вере опомниться, Ингрид бросилась на нее. Раздался дикий вопль, и в сторону Бондаря покатилась Верина серьга, помеченная кровавыми каплями.