Умру вместе с тобой
Шрифт:
Мещерский вышел в африканскую ночь.
Африка… дождевой лес… небо в алмазах. Где там Плеяды? Просека, которую прорубили лесозаготовители, вклинивалась в тело джунглей, словно что-то чужеродное. Эти великолепные деревья, что рабочие валили десятками так нещадно, истребляя всю эту красоту. Черное дерево, красное дерево. Мартышки визжали в кронах, оскорбляя их, призывая на их головы кары всех древних африканских лесных богов.
Все вырубят и разобьют плантации. Посадят какой-нибудь чертов кофе.
– А я не пью ваш кофе! – орал Бенни. – Я люблю чай с молоком!
Молока не было на лесозаготовках.
Лагерь лесозаготовителей терялся во тьме. Темнокожие рабочие прятались под навесами, большинство уже удрало, лишь заслышав боевые тамтамы. В больничной палатке оставалось двадцать шесть человек, подкошенных лихорадкой и дизентерией. Управляющего и его помощника вчера отправили на носилках в колониальную больницу. Из всей администрации остался лишь Бенни Фитцрой, начальник охраны администрации. У него вообще не было никаких подчиненных. Ну, в смысле, белых – «оброни». Он был один – их защитник и телохранитель.
Но Бенни Фитцрой, насколько Сергей Мещерский успел узнать его за те полтора года, которые они провели вместе в дебрях Западной Африки, стоил целого полка.
Совсем в юном возрасте новобранцем Бенни служил в Южно-Африканской бригаде и даже побывал в битве «у черта на колониальных куличках», как называл знаменитую битву при Махива семнадцатого года доктор Владимир Унковский. Армия не дисциплинировала его, а превратила в…
– Да это же сущий разбойник! – восклицал Унковский, не скрывая восхищения. – Я слышал в клубе сплетни, что он незаконнорожденный. И стыдится этого. Поэтому такая дикая бравада. Он сто раз жизнью готов рискнуть, лишь бы доказать всем этим колониальным снобам, что он лучше них. Ох уж эти англичане, Сереженька… Насмотрелся я на них здесь. Вижу, что он вас покорил, этот разбойник. Но вы-то русский князь, пусть и в изгнании, в эмиграции, потомок такого славного рода, аристократ, а он… Чертов сорвиголова!
– А вы… это… вы по каким болезням врач?
Это спросил Бенни Фитцрой при первом их знакомстве. Он был выше Мещерского на целую голову и шире в плечах. Его решительный подбородок украшала ямочка. А глаза – голубые, ледяные – смотрели на окружающий мир с холодным интересом. Яркий блондин, он не загорал даже на экваториальном солнце. Не носил дурацкого пробкового шлема, лишь изредка широкополую шляпу. И еще черный шелковый шейный платок. Хотя всегда его рубашка была расстегнута на груди, являя взору татуировку в память о битве при Махива.
– По интимным. Половым, – ответил Сергей Мещерский, встречая его взгляд и тоже надменно выпячивая свой подбородок. – Но я проходил ординатуру в инфекционных госпиталях в Бельгии, где учился.
«Чудная у вас специальность для Африки, Сереженька! Венерические заболевания! Да вас на руках носить будут! – сулил, как змей искуситель, доктор Владимир Унковский. – Там вам заплатят вдвое против того, что заработаете в какой-то заштатной бельгийской больнице. И там вы очень быстро превратитесь во врача общей практики. Я ведь тоже начинал как офтальмолог в Петербурге, а здесь, в Африке… чего только тут нет!»
— О! – сказал Бенни Фитцрой, услышав ответ. – Я заинтригован.
– Со всем моим удовольствием. На что жалуетесь?
Бенни Фитцрой фыркнул тогда, как леопард. И расплылся в улыбке.
Волчанка, грыжа, зобики, слоновая болезнь…
Саша Черный с подачи доктора Унковского перечислил в своей поэме экзотические болезни так старательно и с поэтическим стебом. Эти «зобики» наполняли сердце Сергея Мещерского щемящей нежностью.
А с Бенни Фитцроем они перешли на «ты». В английском языке это очень легко.
И вот сейчас Мещерский под звуки боевых тамтамов явился на помощь другу.
– Бенни! – закричал он в темноту. – Не сходи с ума!
И в следующий миг он повернулся и увидел его у костра, освещенного пламенем. Бенни стоял на свету, назло всем тамтамам. В руке – револьвер «уэбли-скотт». Дуло опущено к земле.
Фить! Фить!
Из темной чащи вылетело с десяток стрел и вонзилось в землю у ног Бенни Фитцроя.
– А вот какого черта так делать? А? – заорал он в темноту.
Фить! Фить! Новая порция стрел. И снова у его ног. И чуть ближе. В лесной чаще скрывались меткие стрелки. А наконечники у этих стрел были отравлены ядом змей и древесных лягушек, наполнявших ночные дождевые джунгли руладами и гимнами во славу природы.
– Вы чего вообще добиваетесь? Я вот сейчас рассержусь! Вы этого хотите?
Фить! Фить! Стрелы вонзились в землю у его правого ботинка.
«А вы думаете, эти люди будут вам рады? – спрашивал риторически доктор Владимир Унковский, созерцая варварские вырубки лесозаготовок, когда приезжал к ним с новой партией лекарств и медикаментов. – Их дом рушится. А мы незваные гости. Я вообще удивлен, как они сразу нас тут не прикончили в этом лесу. Попомните мои слова, когда-нибудь Африка заявит о себе. И даст всем нам такого пинка… Народы, боги, племена, даже магия их джу-джу-колдунов… Все то, чего мы не понимаем, а лишь разрушаем здесь».
– Подите к черту! – крикнул Бенни Фитцрой. – У меня тут больные в палатках. Ваши же соплеменники. Тут больница, тут вас лечат! Войны захотели, да? В лесу скучно стало? Да я вас всех в землю зарою, а не пропущу сюда! Ну, давайте, выходите! Ну, кто самый храбрый? Вот он я – один перед вами. Ну?
Фить! Стрела просвистела у самого его уха.
– Бенни! Не зли их! – крикнул Мещерский.
Что ж такое-то, господа? И что дальше – налет дикой лесной орды с копьями наперевес? А потом их обглоданные черепа на кольях вокруг какого-нибудь лесного идола, вытесанного из пня? Мы так не договаривались с колониальной администрацией при приеме на работу.
Бенни Фитцрой вскинул свой «уэбли-скотт». Он меткий стрелок, но он один, а там их, может, сотня, может, две.
– Неси патефон, детка!
– Что? – Мещерский подумал, что друг бредит.
– Давай живей, поворачивайся. Неси свой патефон. И ту пластинку про Ритц!
«У Бенни – жар, – грустно подумал Мещерский. – Я предупреждал его – надо регулярно пить пилюли».
– Патефон! Ахилл, неси музыкальную машину! – приказал Бенни Фитцрой и…
Сунул свой грозный «уэбли-скотт» в кобуру на поясе.