Ундервельт. Западня
Шрифт:
Во дворе сновали бывалые, стаскивали награбленное в середину двора. Сумеречные престали таковыми опознаваться, информация о них выводилась зеленым, среди прочих мародеров узнавались они по растерянным физиономиям и уровням, близящимся к пятидесятым. Что с ним произошло после отречения, они, надо полагать, не помнили, но им рассказали.
На подходе к Цитадели Виктор опустил руку, будто шлагбаумом перекрыл дорогу плетущемуся позади Шимону.
— Парень, тебе дальше нельзя. Пока мародерь и развлекайся, мы скоро вернемся и, возможно, ты поговоришь с приятелем, когда я устану соревноваться
Двойник Ди Каприо открыл и закрыл рот, возражать не стал, хотя было видно, что он возмущен и взволнован. Тарвит снова ломанулся в тело, и в этот раз Виктору стоило многих усилий, чтобы удержать его под контролем. Снова разболелась голова, он покачнулся, схватившись за стену, и подумал вслух:
— Ладно, Тарвит, я выпущу тебя, когда сделаю обрыв связей.
Его волновала не судьба Нагорного, а назойливые мысли Тарвита, звучащие в голове, так и с ума сойти недолго. Если бы у Виктора была совесть, наверное, она вела бы себя так же.
Что в пирамиде, Тарвит не знал, молча наблюдал и ждал своего часа. Беспринципный сухарь захватил его тело, прогнал Шимона. Да, он — создатель, можно сказать, отец, но арвит привык к телу, считал его своим и не собирался дарить его Тарасову.
Мысли Тарасова напоминали ржавые ножи, скрежещущие о стекло. Тарвит не позволит ему уничтожить Ундервельт. Если можно отрезать от Большого мира человека, почему бы не сделать то же самое с Ундервельтом и не позволить ему жить самостоятельно? Но нет, надо уничтожить, растоптать. Если стереть Ундервельт не получится, Тарасов собирался проникнуть в Замок, слиться с ретранслятором и стать богом. Тарвит должен быть начеку и при необходимости вмешаться, остановить его.
Этот план аварийный. Поначалу Тарасов любил Ундервельт, но сейчас возненавидел его и оставаться не очень хотел, чуть меньше чем разделаться с Краско и вернуться в свой мир, который заочно ненавидел Тарвит.
Но Краско переиграл Тарасова, ликвидировал Дубровского, помогавшего Тарасову — профессор якобы умер от инсульта, — однако не учел, что в тайне от него разработана аварийная система. Есть ли система, способная нейтрализовать аварийную, Тарасов не знал.
Наган взбежал по ступеням ко входу в зиккурат и распахнул створки, заглянул внутрь.
— Темно, — резюмировал он. — Фонарик есть? Или что здесь в ходу? Свечи? Краско не создал мне их, — Он достал зеркало, с помощью которого связывался с Краско — поверхность светилась синим.
— Я вижу в темноте, — признался Тарвит, которому утомившийся Тарасов уступил бразды правления телом. — Потому что оборотень. Ты как, света достаточно, или нужно тебя вести?
— Я так понимаю, что сейчас разговариваю с Тарвитом, — предположил Наган и ответил: — Более-менее вижу.
— Ты не ошибся, с тобой говорит Тарвит.
— Не знаешь, когда запустим дополнительный источник энергии, появится ли цифровая копия Краско, станут ли опасными сумеречные?
— Его едва хватит на свечи и чтобы полчаса-час поддерживать связь с Большим миром, — ответил Тарвит, оборачиваясь, его глаза горели, как у кошки в свете фар. — Мне доступна память Тарасова. Идти нам недалеко, — он махнул рукой вперед. — Прямо, шестая дверь справа. Потом по коридору
Из холла вели три коридора, Тарвит выбрал нужный и зашагал вперед, считая двери. Первая, вторая, третья, четвертая, пятая…
— Здесь. — Он толкнул дверь, переступил порог и оказался в еще одном коридоре. Тарвит так привык к странностям Ундервельта, что сварливый старик, обитающий в его голове, почти не удивлял.
Детектив позади ступал бесшумно, словно он тоже оборотень.
— Тарвит, — прошептал он, боясь нарушить тишину. — Подожди-ка… Ты и правда собираешься уничтожить Ундервельт? Неужели нет другого выхода?
— Я ему не позволю. В Замке Госа находится ретранслятор. С его помощью реально оборвать связь с Большим миром, и Ундервельт получит, если можно так сказать, независимость. Превратится в отдельную вселенную.
— Вот идиот! — Голос Тарвита погрубел, стал отрывистым, лающим — управление телом перехватил Тарасов: — Ты понимаешь, что это будет за мир? Ограниченная территория, бессмертие, небольшое количество жителей при дефиците женщин. Пройдут тысячелетия, но ничего не изменится, вы так и будете блуждать по исхоженному вдоль и поперек пятачку земли.
— Не факт. Возможно, Ундервельт будет развиваться, туман отступит, народятся дети, как у подавальщицы, — не согласился Тарвит. — Возможно, мы найдем способ уйти, оставив о себе легенды как о бессмертных богах. — Он нашел в памяти Тарасова подходящую информацию: — «В Эреду царем был Алулим, и он правил 28 800 лет… В Бад-Тибире правил Энменлуанна 43 200 лет…» Вспомни мифы о бессмертных богах. Ты не думал, что Большой мир — плод такого же создателя? Ундервельт будет расти, наша фантазия заполнит пустоты деталями, зародятся новые галактики и вселенные. Не уничтожай свое творение!
Нагорный остановился.
— Виктор, ты точно не псих? У тебя не раздвоение личности?
Тарвит не пустил ломящегося к штурвалу Тарасова и объяснит, что он — аватар, который не хочет отмирать, а так же поведал все о планах Тарасова, в том числе преступных, и закончил:
— В общем, осторожнее с этим говнюком. Одно радует: он не замысливает против тебя зла.
Наган вздохнул:
— Когда отрежете меня от реала, делайте, что хотите: хоть тело распилите, хоть мозги поделите. Хотя, если б мое мнение учитывалось, я бы предпочел иметь дело с Тарвитом.
Он двинулся дальше, говоря:
— Кстати, Виктор, я тебя по имени нашел. Очень непредусмотрительно было себя называть Тарвитом.
Шагающий первым Тарвит остановился у лестничной клетки и кивнул на ступени, ведущие вниз.
— Нам туда.
Лестница круто уходила вниз; чтоб не оступиться и не сорваться, приходилось держаться за железные перила. Тарвит спустился в просторную комнату, где на круглом каменном пьедестале стояли два цилиндра в человеческий рост с погасшими кристаллами наверху. Встав на четвереньки, он ощупью нашел на подножке углубление в виде человеческой ладони, положил туда руку, надавил. Сооружение кракнуло и начало вращение вместе со стоящим на нем человеком. Из центра к цилиндрам побежали полоски света, ожили кристаллы, один засветился синим, второй — красным.