Унесённые ведром
Шрифт:
— А ты без пистолета, что ли, будешь? — перебил его Чибис.
— Почему? — удивился Гиббон. — У меня «ТТ».
— Вот и считай тогда: «ТТ», граната и костыль. Сколько всего предметов?
— Три, — подсчитал Гиббон. — Ну и что?
— А рук у тебя сколько, балда? Две? Или больше?
— Так я же палку-то откину! — загорячился Гиббон.
— Сандали не откинь, — охладил его боевой пыл Турист. — Хватит тебе пистолета.
— А Быня хоть в курсах? — поинтересовался вдруг Кислый. — Ну, в смысле, сказал ему Трофим, о чём с казахами перетереть
— Конечно, — отмахнулся от него Турист. — Быня всё знает, Трофим с ним сегодня больше часа как раз насчёт казахов разговаривал. Да ты не боись, Быня и сам в случае чего не растеряется. Не тот человек.
— Да знаю я, — пожал плечами Кислый. — Просто спросил.
— Слушай, а чё с Поршнем? — вспомнил вдруг Чибис. — Куда его, блаженного, ставить-то на стрелке? Как бы он не учудил чего.
— Да, это вопрос, — почесал в затылке Турист. — Для массовости он, безусловно, нужен. Оружия, наверное, лучше ему вообще не давать, пусть просто стоит с серьёзным видом. Всё вперёд. А вообще, можно ещё с Быней щас будет посоветоваться. У него голова светлая, придумает что-нибудь.
— Ну что, одеваемся тогда? — спросил Чибис. — Париться больше не будем?
— Не, хорош уже, — ответил Турист, допивая пиво. — Пойдём лучше Быню собирать.
Все стали обтираться простынями и облачаться в чистое.
— Как покойники, блин, — хихикнув, заметил Кислый.
На него дружно зашикали.
Фёдор смотрел телевизор на втором этаже, когда к нему подошёл Турист.
— Пойдём, Быня, — сказал он, крутя на указательном пальце какие-то ключи и заговорщицки подмигивая. — Одевать тебя будем.
— Во что? — удивился Сивцов.
— Во всё самое лучшее, — Турист так и лучился счастливой улыбкой. — Трофим разрешил брать для тебя любую его одежду, чтобы завтра ты выглядел на миллион долларов.
— Пойдём, — Фёдору стало интересно, как выглядит одежда на миллион долларов. — А куда?
— Да у Захара Игнатьевича здесь гардеробная небольшая, — Турист снова показал Сивцову ключ. — Там у него для всяких случаев одежда и обувь хранится. И для охоты, и для рыбалки. Или гость вдруг какой важный наведается — тоже найдётся, что накинуть. Вот мы тебе сейчас что-нибудь для важной встречи и подберём.
— Шапку из песца? — ахнул Фёдор, которому всю жизнь хотелось иметь большую песцовую шапку. Именно такую он видел несколько раз на голове одного студента-двоечника, постоянно таскавшего Сивцову «халтуру» в виде простеньких чертежей.
— Нет, в шапке не по понятиям будет, — удивился Турист такой просьбе. — Мы из дома выйдем, они из машины, какая же тут шапка? Если вы с этим, как его… Аскаром договоритесь на первых порах без стрельбы, поручкаетесь, друг другу поверите, тогда снова в дом идти надо — саму сделку обсуждать в деталях. Так что шапка здесь ни к чему — вы ведь не на улице деньги и камни считать собираетесь? Да и шубу лучше не застёгивать. У тебя вообще должен быть такой вид, будто ты на секунду из дома выскочил, только для того,
— У меня будет шуба? — только и понял Сивцов из всего сказанного его провожатым. — Настоящая? Меховая?
— Ну а какая же ещё? — удивился Турист, подходя к запертым дверям гардеробной, у которой уже толкались и остальные любопытствующие. — Ситцевая, что ли? Конечно, меховая.
Турист немного повозился с замком, и дверь с готовностью распахнулась. Весёлая ватага интересующихся хлынула внутрь. Фёдор тоже вошёл и теперь с любопытством озирался. Мужскую шубу он видел единственный раз в жизни у Филиппа Киркорова, и то лишь на фотографии. Теперь он горел справедливым желанием восполнить этот пробел в своих познаниях о мире высокой моды.
Шуб было две. Фёдору понравились обе. Мех на них был одинаковый, и отличались они друг от друга лишь длиной — одна была до середины бедра, а вторая — чуть ниже колена.
— Вот эта нормальная, — выбрал наконец Сивцов, справедливо рассудив, что чем шуба длиннее, тем, следовательно, и богаче.
— Нет, Быня, короткую лучше бери, — посоветовал Турист. — А то мобильность потеряешь.
Фёдор надулся, но шубу всё-таки примерил, встав перед большим зеркалом, встроенным в одну из стен гардеробной.
— Ух ты, — выдохнул он, забыв, что только что был категорически против. — Класс! Тяжёлая какая. И блестящая. Что это за мех?
— Не знаю, — пожал плечами Турист. — Какая разница?
— Пусть будет бобёр, — решил Сивцов и зачем-то несколько раз подпрыгнул. — Потому что тяжёлая очень.
— Пусть, — легко согласился Турист. — А что, бобры тяжёлые животные?
— Конечно, — значительно кивнул Фёдор. — Деревья раз валят. Для своих плотин.
— Ух ты, — присвистнул Гиббон. — С такими лучше в тихом переулке не встречаться…
— Они в лесу живут, — успокоил его Сивцов. — Даже мясо, по-моему, не едят.
— Ты щас, Фёдор Юрьевич, как этот, — подобострастно хихикнул Кислый. — Как витязь в бобровой шкуре.
— Ты как ляпнешь, хоть стой, хоть падай, — заржал Гиббон. — Какой ещё «витязь в шкуре»? Где ты витязей в шкуре видел? Первобытный он, что ли?
— Сам ты первобытный! — обиделся Кислый. — Рассказ такой есть, в стихах. «Витязь в бобровой шкуре» называется. Грузин какой-то, кажется, написал.
— Да оба вы друг друга стоите, — немного охладил спорщиков Чибис. — Не в «бобровой», а в «тигровой шкуре», балбесы.
— Я ж говорю, первобытный, — не сдавался Гиббон. — У! У!
— И не «какой-то» грузин, — продолжал, тем временем, Чибис. — А вполне даже конкретный. Шота Ркацители, по-моему.
— «Ркацители» — это вино, — напомнил спорщикам Фёдор. — Сухое. Столовое.
— Так он его, наверное, и придумал, — выдвинул устраивающую всех версию Чибис. — Шота этот. Попишет-попишет стихи — раз! — винца заквасит. Книжку закончит — гостей зовёт. У них там всю жизнь так принято, я знаю.
— Где это «там»? — поинтересовался Турист.