Уник – музыкальная урна
Шрифт:
– Как Биг Босс Эдик? – уточнила Лия.
– Нет, мой Босс будет важнее. Биг Босс мне будет нипочем, – задрав брови от важности, пробормотала Офея.
– Уник, будет, как его папа. Жестяная серая урна. Значит, на улице. Кто твой папа, Уник?
– Урна для бумаги, – простодушно ответил я.
– Ну вот, как папа, – сделала вывод Лия.
– Почему, как папа? Может…
– Как мама? – предположила снова Лия.
– Может, не на улице, а например, в театре или …на радио – смущенно произнес я.
Все залились звонким разнотонным смехом. Ухахатывались. Лия даже не
– На радио, – выдавила сквозь смех Офея.
– И вовсе не смешно, – обиделся я, – нельзя судить по родителям. Нельзя судить по внешности. Вы все …
– Да, видно ты вообще не слушаешь учителя Мо. Он же готовит нас к жизни в реальном мире, а не в твоём сломанном воображении. Все мы нужны людям для чистоты и здоровья. Быть полезным обществу – наше предназначение. Иначе не выжить, – провел курс лекции Мусик.
– А откуда вы знаете, что учитель Мо говорит правду? Он судит по себе. Он говорит нам то, что говорили ему. Он думает, это закон жизни. А я вижу иначе, – распалился я, не зная, как выразить свое несогласие со всеми.
– Тогда у тебя проблемы, – заключил Мусик, ухмыляясь.
– Со зрением, – продолжила Офея.
– Нет, проблемы покрупнее. От тебя избавятся, – договорил одноклассник.
С тех пор я не понимал себя. Меня затапливало море ощущений, волны звуков высоких и низких, ритмичных и протяжных, весёлых и грустных. Слова на те мелодии рождались сами собой, независимо от меня, от того, занят ли я или свободен. В основном, слова о том, как я несчастен, о том, что я далеко, не там, где должен быть. На уроках я писал тексты, не под диктовку господина Мо о жизни на чистой планете, а о любви, тоске или о счастье. Тексты, горячие, как пирожки из печи. Я выплескивал их на бумагу и съедал с удовольствием, чтобы никогда не забывать. В итоге я совсем не усвоил год учёбы в школе мусорщиков. Учитель Мо вызвал моих родителей к себе.
– Наверное, вашему сыну тяжело пока воспринимать информацию. Он, как бы это сказать…
– Что с ним не так? – взволнованно произнесла мама.
– Успокойтесь, пока это не приговор, но…
– Не тяните, учитель, – не выдержал папа.
– Он, скорее всего, запаздывает в развитии. Рассеян, невнимателен, невосприимчив к новой информации. Он не говорил о своих проблемах в обучении?
– Нет, ничего. Мы думали, все хорошо. Мы много работаем. Нам некогда заниматься его образованием. Он же здесь.
– Я понимаю, но ему придётся проучиться я ещё год в нулевом классе. Хорошего мало, но может, он дойдёт к следующему году. Пока вам придётся заниматься с ним самим.
– Но как? Мы служим обществу.
– Это прекрасный живой пример. Это наглядно покажет ему, для чего мы живём. Больше говорите с ним, задавайте наводящие вопросы, чтобы добиться логичных ответов о важности сосуществования форм жизни на земле. Развивайте в нем интерес к обучению. Иначе вашему мальчику будет туго, вы же понимаете. Не закончит школу. Не сдаст экзамены. Не устроится на работу. Не будет нужен никому и попадёт на утилизацию.
– Не говорите этого, прошу вас, – трясущимся руками всплеснула мама и закрыла лицо в отчаянии.
– Мы поняли
– Что нам делать с нашим Уником, Бум? Мы назвали его Уником. Думали, он будет уникальным мусорщиком, умненьким и успешным. Бум, за что нам такое наказание?
– Не спеши с выводами, жена. Он наш уникальный и умный мальчик, и ничто не в силах это изменить, – гордо говорил папа, обнимая жену.
– Дай то Бог. Дай то Бог, – утирала слезы мама.
Озадаченная пара последовала домой к сыну. Сегодня был выходной. Нужно было провести его с сыном.
Я был дома. Мне нельзя было выходить одному, я был ещё мал и несамостоятелен. Пользы от меня ещё никакой, значит, не стоило мешаться под ногами.
– Мам, пап, я сочинил музыку. Послушайте.
И я начал мычать и петь свою грустную песню о несправедливости жизни. На втором куплете меня остановила мама.
– Стоп, стоп, это ещё что такое? Зачем?
– Мам, правда хорошо получается?
– Что хорошо? Слова?
– Это песня, мам. Я сам сочинил.
– Зачем? Это школьное задание?
– Нет. Я придумал это сам.
– Бум, я не понимаю. Для чего он тянет слова?
– Где ты слышал эту песню? Она тебе понравилась? – подключился к опросу отец.
– Я сам, – вздохнув, снова ответил я.
– Уник, ты сочиняешь песни на уроках? – недовольно спросил папа.
– Нет, они в моей голове постоянно.
– В твоей голове должна быть мысль о работе. О будущем, если ты хочешь жить, – разразилась в тихой истерике мама.
– А петь в нашей жизни нельзя? – попробовал я отстоять свои идеалы.
– Зачем петь? Смысл? Ты скоро будешь мусорщиком. Ты должен грезить об этом.
– Мам, а ты никогда не пела? Ты хотя бы слышишь иногда музыку?
– Слышу. Музыка для людей, сын. Песни поют люди. Мы сотворены для других целей. Мы должны ненавязчиво быть у людей под боком, и все. Как ты не можешь это понять?
– Я могу быть музыкальной урной.
– Это не нормально, сынок. Если бы людям было это нужно, они бы давно встроили в нас музыкальные чипы. Папа бы пел, я бы пела и ты. Но у них уже есть музыкальные центры и айподы, и телефоны с функцией музыки. У всего в мире свое место. Усвой уже свое. Будешь мешаться под ногами, попадёшь в немилость к ним, а вскоре в утилизацию.
– Дорогая, он не знает, что это такое, – отчаянно выдохнув, добавил папа.
– Утилизация – это когда от тебя избавляются, как от хлама, бросают в огромный черный контейнер, что перерабатывает железо, и тебя больше нет.
– Сынок, мама говорит, что нам не дотянуться до звёзд. Они слишком высоко. Поэтому нужно быть хорошим специалистом на своём уровне.
Я ничего не ответил. В глазах застыла обида, непонимание. В жестяной маленькой душе яро бурлила обида. Я еле сдержал дребезжавшую от негодования крышку. Сдержал. Мне нечего было им больше сказать. У них было другое видение мира. Мои родители – мусорщики. А я точно понимал, что не хочу идти по их стопам. Хотя бы потому, что они рады никчемной своей судьбе и желают того же своему сыну.