Уникальный роман
Шрифт:
Интересно, что все три преступления этого года, получившие широкий резонанс в городе, были совершены из револьверов одного типа, редких и дорогостоящих. Это «Combat Magnum 586», использованный при убийстве Исайи Круза, управляющего букмекерской конторой на ипподроме, затем леди Хехт и почти одновременно с этим госпожи Лемпицкой. Эти револьверы держали три руки. Две нам известны – это Лемпицка и Эрланген, но третью, руку убийцы с ипподрома, мы не знаем.
Во время нашего с Лемпицкой посещения офиса «Symptom House» я ничего не сказал ей о том, что за несколько дней до похорон ее любовника, господина
Этот выглядел даже для покойника очень болезненно, и было очевидно, что и по ту сторону гробовой доски он долго и далеко не протянет. Кроме того, было видно, что он давно уже ясно и лично видел во сне свою смерть, но она была там настолько запутана в материю сна, что он ее просто не заметил. Поэтому она подстерегла его там, откуда он ее и не ждал. Другими словами, на основании фрагментов своих снов из будущего, которые продал ему Клозевиц, Дистели считал, что умрет от раны в животе, а потому надеялся, что рак горла, которым он болел, дело излечимое. И только тогда, когда обнаружились метастазы в животе, он понял, что это конец. Причем именно такой конец, который ему напророчили сны о Пушкине.
Что означает метастаза в моем случае? Должен ли и я в моем расследовании произвести своего рода метастазу, то есть перебросить внимание с того, чем занимаюсь сейчас, на какую-то другую сферу? Может быть, вместо тех, кого я преследовал до сих пор, следует искать каких-то других виновных?
Я навестил Эрлангена. После короткого приветствия показал ему фиолетовый платок из сейфа Лемпицкой и спросил, знаком ли ему этот предмет.
– Нет, – ответил он, – чье это?
– Я нашел это в сейфе Лемпицкой. В сейфе вашего банка.
Тут Эрланген сделал нечто, чего не сделал я, хотя это следовало бы сделать. Он понюхал платок и сказал:
– «Hugo Boss», мужской, это не может быть запахом Лемпицкой, но под ним лежит еще один, несомненно, – и протянул мне платок.
Стоило мне его понюхать, как я понял, что вторым был запах ружейного масла. Таким образом, можно считать, что мы знаем, что именно было завернуто в фиолетовый платок из сейфа госпожи Лемпицкой. В сейфе банка «Plusquam city» лежал завернутый в этот самый платок «Combat Magnum» Дистели. Другими словами, в банке, который возглавляла леди Хехт, лежал револьвер, из которого она была впоследствии убита. Но продвинуться дальше нам все равно некуда. То, что после смерти Дистели Лемпицкая имела в распоряжении его револьвер, нам и без того хорошо известно, так что от нового открытия толку мало.
Везде упираешься в стену. Стена плача, стена молчания, стена из камня. А вот такой стены, которая защитила бы твою спину от пули, нет.
Во время одного из визитов в офис «Symptom House» я спросил госпожу Сандру Клозевиц, можно ли купить у нее и те чужие сны, которые еще не снились, то есть чужие сны из будущего. Ну, предположим, если захочешь узнать, что будет сниться интересующему тебя лицу через три года.
– Это было бы своеобразным шпионажем в чужом будущем.
– Именно так, – ответил я.
– Думаю, такое осуществимо, но есть одна трудность. И трудность эта заключается не в денежной сумме, которая совсем не так велика для услуги такого рода – всего тысяча долларов, а в других условиях, которые достаточно тяжелы, так что я не рекомендовала бы вам даже интересоваться этим.
– Думаете, я не смог бы их выполнить?
– Думаю, вы не захотели
– А Дистели и Лемпицка выполняли какие-нибудь условия, которые могли бы показаться мне неприемлемыми?
– Но, дорогой господин старший следователь, они, в отличие от вас, интересовались не чужим будущим, а своим. И они его увидели.
Сегодня ночью льют дожди. Воды всех столетий падают на землю. Буквально так. И проникают до мозга костей. Почему же и сны всех столетий не могут обрушиться на нас и проникнуть в нас до мозга костей? И они кружат и водят хороводы так же, как вода. Может быть, Клозевиц вовсе не шарлатан, как считаю я и как считала Лемпицка, хотя потом она отказалась от таких мыслей. Впрочем, для того чтобы нечто стало истиной, вовсе не обязательно, чтобы все считали его таковой. Кто виноват, что меня не посещают сны из моего будущего? Разве из этого следует, что они не посещают других? Если ты плачешь, это же не значит, что плачет и велосипед, на котором ты сидишь верхом.
Клетка и в ней крупный цветок шафранового цвета. Несколько ароматических подушек, набитых сухим базиликом, и необычное устройство – индийская вертоловка, как мне объяснили, что-то вроде мышеловки для муссонов. И наконец, в спальне вместо кровати самая настоящая венецианская гондола. Вся покрыта черным лаком, висит, прикрепленная к потолку цепями.
Все это я увидел во время обыска в квартире госпожи Лемпицкой. И еще кое-что. На стене комнаты был рисунок Лемпицкой под названием «СФЕРА ВРЕМЕН» с многочисленными записями вокруг него.
«Время как душа, – пишет Лемпицка на стене, – а у души есть свои ауры в виде сфер, которые находятся одна внутри другой, другая внутри третьей, и так далее, а на дне она держит (так же, как космос держит Землю) свое тяжелое тело.
Внешняя, ароматная и прозрачная, оболочка Сферы времен – это вечность. Она светом связана с Богом, а одним музыкальным тактом с будущим, которое она держит под собой в качестве следующего, низшего, слоя или же оболочки в Сфере времен. Эта оболочка-будущее тоже прозрачна. Под ней находится еще один прозрачный слой самого глубокого, неисторического прошлого: это неисторическое тело времени, и оно соприкасается с самым далеким будущим так же, как на Земле соприкасаются Восток и Запад. Под этим слоем простирается непрозрачная оболочка, которая содержит историческое прошлое, или же историческое время, а на дне Сферы времен находится тяжелое личное время нашей жизни, непрозрачное ядро настоящего, то, которое измеряют и тратят наши часовые механизмы».
В центре рисунка Сферы времен Лемпицка приклеила на стену свои наручные часы марки «Chopard», которые она остановила на времени смерти своего любовника Дистели и больше никогда не носила.
Глубокая осень и в ней еще более глубокая ночь. Вокруг меня людская раса раздирает на куски свой только что родившийся день – час за часом… В такие моменты нет на свете ума. Работают только предчувствия, интуиции, инстинкты, сны и ненависти.
Если я задам себе вопрос о деле Лемпицкой на этом уровне, то получается следующее: Эрланген виновен меньше, чем можно предположить, исходя из определенного ему наказания. Дистели виновен больше, чем это кажется и чем можно доказать; за Лемпицкой стоял кто-то еще, но неизвестно кто. Клозевиц – самый подозрительный из всех, но против него нет почти ни одного весомого аргумента. Ничего нельзя доказать, кроме того мелкого финансового нарушения, которое он, смеясь своими фальшивыми усиками, уже исправил, заплатив.