Уникум

Билик Дмитрий Александрович

— Ты сам знаешь, что этот обряд не позволяет произвести исчерпание. Но ладно, Витя, дай другой, поменьше… Не думал я, Байков, что ты станешь защитничком разночинцев. Тебе бы свой род поднимать, а не закапывать.

Димка пошел красными пятнами, его пухлые щеки задрожали от негодования, но Байков сдержался. Куракин явно знал, куда давить. Горленко меж тем спрятал вытащенный кристалл и выудил другой, точно такой же, только поменьше. Куракин взял его двумя пальцами, показал сначала Димону, а потом и мне.

— Все, теперь можем начинать?

Раз Байков молчал, видимо, да.

Поэтому я кивнул.

— Повторяй за Сергеем, — сказал Куракин, — слово в слово.

— Я, имя-фамилия-отчество, добровольно расстаюсь с частью своих сил, — начал худой Аганин.

— Я, имя-фамилия-отчество, добровольно расстаюсь с частью своих сил, — повторил я.

— Издеваешься что ли? — вскипел Куракин. Мне показалось или в его глазах заплясали огоньки?

— А что такого? Сказал повторять, я повторяю.

— Мог догадаться, что имя твое должно быть.

— Ну не догадался, простите. День сегодня такой.

— Ладно, еще раз. Сергей.

— Я, Кузнецов Максим, добровольно…

— Я, Кузнецов Максим Олегович, добровольно расстаюсь с частью своих сил, — перебил я его.

— Не по чьему-либо принуждению, а исключительно по собственному разумению, — продолжил Аганин.

Я хмыкнул, ну да, конечно. Пришел и решил немножко силой с Куракиным поделиться. Также обычно и бывает. Но вслух произнес правильные слова.

— И даю позволение пользоваться собственной силой так, как принимаемый посчитает нужным.

— И даю позволение…

Как только я повторил слова, сила внутри забурлила. Будто того всю жизнь и ждала. Куракин поднес ко мне вытянутый хрусталик. И стоило мне взять его, как сила хлынула туда. Но не широкой рекой, а узеньким ручейком, пробивающим себе дорогу. Кристалл стал наливаться светом, а сам высокородный зачастил, проговаривая свою часть обряда.

— Я, Куракин Александр Юрьевич, добровольно принимаю чужую силу. Не по чьему-то принуждению, а исключительно по собственному разумению. И буду пользоваться чужой силой… — здесь он сделал паузу и гаденько улыбнулся. — Когда придет время.

Меня словно разряд электрического тока ударил. Пробрало от макушки до самых пяток. Но, что наиболее странное, сила по-прежнему была внутри. Да, Куракин ее немного выкачал, но то оказались совсем крохи. Жалкая толика моих уникумовских возможностей.

— Ты ничего не говорил про отложенное заятие! — вскинулся Димка.

— Разве это что-то меняет? — улыбнулся Куракин, пряча в карман кристаллик. Тот из прозрачного стал лазурным. Значит, такого цвета у меня сила? Хотя сейчас должно было интересовать совсем другое.

— Что еще за отложенное заятие? — спросил я.

— Да ничего такого, — развел руками Куракин, — то же, что и обычное. Просто я заберу у тебя силу тогда, когда сочту нужным.

Глава 32

Я ждал целый вечер, но ничего не произошло. Впрочем, как и на следующий день, и через неделю, и через месяц. Все последствия обряда выражались лишь в гаденькой улыбке Куракина, которой он меня одаривал при встрече. Хотя и этого было немало. Я мысленно сжимался, будто проспорил поджопник. И теперь постоянно находился в томительном

ожидании, когда же пятая точка обретет справедливое наказание.

А между тем пролетели самые лютые зимние месяцы. В лесу под тонкой коркой льда чаще слышалось робкое журчание первых ручьев. Пение птиц становилось все громче, а тепло солнца настойчивее. Природа просыпалась после белоснежного плена, стряхивая с себя зимнее оцепенение. Близились экзамены. А вместе с ними и направление в одну из Башен. Поэтому я готовился к сбору трав.

Возможность выхода, а точнее возврата на территорию школы я проверил почти сразу. И все сработало. Небо не разверзлось, гоблины не набежали и даже Якут не появился. Последнего я опасался больше всего, хотя именно «господин Филиппов» и «выбил» нам разрешение. Пусть задним числом и лишь под напором Четкерова, но кому теперь какое дело? Главное, что его решение никто не отменил.

— А мне идти обязательно? — жалобно смотрел на меня Рамиль.

— Конечно. Как я без тебя?

— Так же, как и со мной. Мне кажется, разница будет невелика.

— Одна голова хорошо, а две лучше. Хватит ныть. Ты не поможешь другу?

— По сути, я помогаю Зыбуниной, а не другу, — пробурчал Рамик, однако больше мы на этот счет с ним не разговаривали.

Еще одним немаловажным участником грядущего путешествия стал Потапыч. Я в любом случае собирался его припахать — он теперь в неоплатном долгу и все такое. Но банник вызвался без всяких нажимов и прочего политического давления с моей стороны, как только услышал о травах.

— А чего это за диу фетер, тудыть его в качель? — смотрел он окончательный список, переданный Катей. Большую часть она уже собрала, прошерстив свои запасы.

— Во, гляди, тут с картинкой? — показал я ему учебник.

— Так это серовонь. Гадость редкостная, если честно. Чуть ниже по Смородинке спустимся, там и найдем.

— Серовонь? — удивился я. — Странное название.

— Ничего странного. В руки возьмешь, сам все и поймешь. Потом отмываться неделю еще будешь.

Более того, банник пробежался по остальным названиям, обозначив, куда примерно нам следует идти. Самым сложным оказалась единственная позиция. Та, о которой больше всего сокрушалась Катя — злополучный кровянник. Здесь банник угрюмо тер затылок, а после, извиняясь, развел руками.

— Это самое, хозяин, сколько живу, а о таком сроду не слыхивал. Хотя вроде в травах волоку.

Я расстроился, но не сильно. Это не отменяло наш выход. В любом случае, надо было собрать хоть что-то. Поэтому мы ожидали подходящей возможности. И, когда снег остался лишь в глубоких оврагах, а трава налилась сочной зеленью, Потапыч скомандовал: «Пора».

Вечером в пятницу, когда закончились тренировки, мы всей компанией отправились «гулять». Боялся я лишь за первую часть нашей операции — выйти за территорию школы. Собирать травы нам предстояло почти всю ночь, чтобы утром вернуться обратно. За Наталью Владимировну я не переживал, она редко к нам заходила. В субботу, опять же, ученикам позволялось спать сколько душе угодно. Но вот двое, бредущих в сторону Смородинки вечером, могли навести на подозрения.