Уникум
Шрифт:
– Да? Допустим. И что же?
– А то, что у Кошарского трупов было бы около десятка. Все зависит от степени внушаемости конкретного человека и от актерских способностей внушающего. Сплошные естественные факторы и никакого мошенничества, пояснил Родион.
– Кошарский всего лишь хороший актер, на которого клюет достаточный процент гипнабельных личностей, и только...
Родион замолчал и рассеянно провел рукой по лицу. Казалось, что от разговора с братом он устал куда больше, чем от изощренной перепалки с председателем
– Да пусть они там все бездари, пусть...
– нехотя согласился Егор, хотя красноречие брата ни в чем его не убедило.
– Даже распоследнее ничтожество и то не станет терпеть выходки молокососа-фокусника! Ты одним махом нажил себе десяток врагов! Да что там десяток! Завтра вся Гильдия, какая бы она ни была беспомощная, закипит!
Родион помолчал, шевельнулся и вдруг тихо рассмеялся:
– Пусть закипит... Лизать Кошарскому задницу я не буду. Не любитель.
– Дать бы тебе по шее...
– растерянно вздохнул Егор.
– Не надо по шее. Лучше дай лапу, - проговорил Родион и жадно вцепился в протянутую ладонь холодными, чуть дрожащими руками. Через минуту он разжал руки и отвернулся.
– Чудной ты у меня, кудесник...
– вздохнул Егор и взял брата за плечо.
– Поехали домой, хватит на сегодня экспериментов. А то еще, чего доброго, знаменитого телекинетика Березина и вовсе сглазят в этом нехорошем месте, напичканном одними бездарями... Поехали домой, Родька!
– Дяденьки бизнесмены!
– осипший детский голос зазвучал совсем рядом. Родион резко вздрогнул и оглянулся, и лицо его сразу же перекосила
брезгливая гримаса.
Егор повернулся и увидел мальчишку лет пятнадцати, худого, в непомерно большой куртке и туго натянутой шапочке со свалявшимся помпоном. На висках и грязной шее пацана чуть ли не комья чернозема висели.
– Дяденьки бизнесмены!
– бомжонок звучно шмыгнул сопливым носом и провел по губам перепачканным кулаком.
– Подайте на хлеб, дяденьки, с утра ничего не ел!...
Родион поежился, бросил сквозь зубы:
– Пошел прочь отсюда!
– и отвернулся к реке.
Мальчишка настороженно замер, но не ушел, а с надеждой уставился на Егора
Егор вынул из нагрудного кармана купюру и, вскользь подумав, что малец, скорее всего, если и успеет купить что-нибудь для себя, то это будет не хлеб, а сигареты, двумя пальцами протянул деньги мальчишке.
Тот завороженно смотрел, но не на деньги, а в лицо Егору, но потом очнулся, подхватил подачку и стремительно помчался по набережной, спеша удалиться на безопасное расстояние от двух странных дяденек.
– Делать тебе нечего, - проворчал Родион.
– А тебе что, жаль каких-то крох?
– удивился Егор.
– Ты хоть видел, кому давал?
– брезгливо пожал плечами Родион.
– На редкость противный замарашка. Он что вообразил? Что чем грязнее его руки, тем он скорее разжалобит
– Он никак не думает, - устало возразил Егор.
– Он живет в люке.
– Даже живя в люке, можно найти воду, чтобы умыться и не вызывать своим видом тошноту у тех, у кого просишь на хлеб, - отрезал Родион. Неужели он не понимает, что противен?
– Ему до сих пор никто не сказал о том, что он противен, а сам он еще слишком глуп, чтобы понять, почему от него шарахаются прилично одетые люди...
– со вздохом сказал Егор.
– Пока он просто не придает этому значения.
Родион задумчиво взглянул вслед убежавшему пацану, потом перевел взгляд на Егора и сухо заметил:
– Ну конечно, ты у нас хоть и бестолковый, но такой душевный парень, а я такой-сякой нехороший, придираюсь ко всяким мелочам...
Егор проглотил и это, промолчал, считая, что инцидент исчерпан, но Родион вдруг сорвался на крик:
– Знаю, знаю: этот шкет - святая простота, над ним надо умильно сюсюкать!
А я - бессердечный зажравшийся злыдень! Да?!!...
– Что ты разошелся?
– изумился Егор.
– Прекрати! Ты орешь на всю улицу!
– Хочу и ору!
– огрызнулся брат.
– Все, Егор, я валюсь с ног. Поехали домой!
Он с силой рванул дверцу, забрался на сидение, заерзал, остервенело поддергивая длинные полы пальто. Потом вдруг откинулся на спинку и затих.
Егор послушно занял свое место и повел машину по опустевшим ночным улицам. Родион полулежал, откинувшись и прикрыв глаза, и за всю дорогу не произнес ни слова.
Машина въехала под узкую арку в страшноватый двор-колодец и заняла свое место между мусорным бачком и подъездом с кодовым замком на обитой дерматином двери. Фары, осветив напоследок кривые надписи на стене, погасли. Егор тронул Родиона за колено, и когда тот встрепенулся, Егор отметил, что глаза брата стали совсем измученными. Стойко продержаться во враждебном окружении, а потом извести себя на какой-нибудь ерунде - это было как раз в репертуаре его светлости.
Хмурый и угрюмый, Родион молча проделал весь путь до двери в квартиру. Пока Егор возился с замком, брат внимательно изучал глубокий лестничный пролет, а потом, входя в квартиру, проговорил:
– Ты был, конечно, прав...
– В чем именно?
– Тот бомжонок, скорее всего, действительно не придает всему этому значения...
– Ты что, все об этом?
– недовольно фыркнул Егор.
– Я уже и думать о нем забыл...
– Конечно, ему все равно, - словно не слыша, продолжил Родион.
– Но, к его несчастью, мне не все равно. И ни ему, ни ему подобным не подам даже копейки...
Завершив свою мысль, Родион небрежно скинул ботинки, упираясь носами в задники, потом, не оборачиваясь, сбросил пальто прямо на пол и пошел своей дорогой.