Универсальный солдатик
Шрифт:
— Сколько?
— По штуке за минуту.
Все оживились. Ведущий встал на то же место.
— Поехали, — дал отмашку режиссер.
— Я в Париже! — категорически заявил ведущий. — И, стоя здесь, напротив дома, где неизвестный преступник удерживает заложников, я невольно вспоминаю милую моему сердцу Москву. Где ничего подобного не случалось. Может быть, благодаря самоотверженной работе столь часто ругаемого нами мэра, а может быть, потому, что москвичи — это особый народ...
“Три минуты”, — показал режиссер три пальца.
— И здесь,
— Осталось четыре минуты, — сказал редактор. — И три заказа. По полштуки.
— Кто?
Редактор перечислил каналы.
— Ладно, поехали!..
— Это Париж, — сообщил ведущий. — Внизу — французская полиция, которая готовится взять штурмом вон тот дом, — показал на дом, — где находится доведенный до отчаяния гражданин России, взявший заложников, чтобы выразить свой протест. — Редактор показал большой палец... Репортажи сбросили через французскую “тарелку” в Москву за полсотни минута. И пошли пить кофе...
Но даже дойти до кафе не успели, потому что заметили на улице какое-то подозрительное оживление.
Полицейские стали кричать громче, начальства стало больше. Подкатили какие-то новые машины, из которых стали выпрыгивать и красться вдоль стен полицейские с штурмовыми лестницами в руках.
— Кажется, началось, — обеспокоенно сказал режиссер.
И действительно началось...
— Слышишь? — показал на окно товарищ Максим. И выключил орущий французские песни магнитофон.
Магнитофон орал на случай, если полицейские приляпали к окнам “жучки”. Вот и пусть теперь слушают своих певцов.
Иванов закрутил во все стороны головой. Но ничего не услышал.
Товарищ Максим включил музыку.
— Шум моторов!.. Понял? Машин стало больше, не иначе подкрепление пригнали. Значит, скоро начнется.
Что скоро начнется, было понятно любому. Кроме Иванова...
Товарищ Максим обежал квартиру, соображая, как лучше приготовиться к штурму. Как будут развиваться события, он примерно знал, сам когда-то в таких мероприятиях участвовал. Начнут они со стандартного, как е-2 — е-4 хода — спустятся с крыши на веревках и швырнут в окно пару гранат со слезоточивым газом и еще одну-две светошумовых. Потом упадут на подоконники сами и начнут палить во все, что встанет на их пути... Еще одна группа попытается высадить дверь и в конце концов высадит, зажав всех, кто находится в комнате, в клещи. Сдержать их можно, посадив под дверь заложников. Но лучше не под дверь, потому что дверь устоит дольше...
Товарищ Максим еще раз прикинул чужие и свои действия.
Вон те два окна надо чем-нибудь заткнуть.
Пододвинул к кухонному окну стол.
— Взялись!..
Вдвоем с Ивановым, кряхтя, рванули вверх холодильник, поставили на стол, пододвинули вплотную к окну, заклинили его припертым к стене шкафом. Холодильник идеально заткнул оконный проем, причем заметить это было невозможно, так как его прикрывала штора.
Еще одно окно закрыли огромным старинным буфетом,
— Вот так славно...
Потом товарищ Максим стал перетаскивать вещи в большую комнату и строить из них параллельно окнам баррикаду. Строил на совесть, связывая мебель ремнями и веревками. Дыры заваливал бытовой техникой — телевизорами, магнитофонами, компьютерами.
— Теперь пошли в санузел.
Санузел товарищ Максим долго осматривал и стучал по ванне.
— Ты глянь, какая хорошая ванна, старая ванна, чугунная. Повезло...
Ванную с хрустом вырвали из пола и, сгибаясь под ее тяжестью, потащили в комнату.
— Сюда, сюда...
Приподняли, перевернули вверх дном и поставили краями на четыре стула, одним концом уперев в стену. Товарищ Максим поднырнул под нее и, выбив решетку, высунул пальцы в сливное отверстие сбоку.
— Классно, как в доте, — остался доволен он.
Вылез, набросил на ванну большое, которое свесилось до самого пола, покрывало, набросал сверху всякого хлама, чтобы она не бросалась в глаза. Там, где было сливное отверстие, вырезал круглую дырку.
— Теперь все, теперь отобьемся! Как думаешь?
Иванов только вздохнул.
— Что, боишься? — участливо спросил товарищ Максим.
— Вы же говорили про переговоры, — напомнил Иванов.
— Ну да, обязательно. Только не сразу, вначале немного подеремся...
На самом деле на переговоры товарищ Максим не надеялся, так как давно понял, что их не будет. Какие переговоры, когда на улице ревут моторы?.. Кончились переговоры — скоро заговорят пушки!.. Но сдаваться на милость победителя он тоже не собирался, потому не оставлял надежды выйти сухим из этого болота. Если не удалось избежать штурма, остается использовать его в своих целях, чтобы устранить единственного опасного для него свидетеля. Устранить Иванова.
Если Иванов откажется сдаться — его убьют. И правильно сделают, что убьют, потому что мертвый он никому ничего не расскажет. И следователи будут вынуждены строить версии произошедшего исходя из показаний заложников, которые в один голос станут утверждать, что главарь — Иванов, потому что видели, как он командовал своим подручным, угрожая ему оружием. А полицейские видели, как он выталкивал из окна заложницу, а потом его...
Все видели! И все подтвердят! Если им не подскажут другой сценарий. Иванов не подскажет.
Вот и выходит, что Иванова надо убирать. Но убирать не своими, убирать чужими руками. Руками полицейских. Чтобы у следствия не возникало ненужных вопросов. Гангстер, взявший заложников и силой подчинивший себе русского соучастника, окажет вооруженное сопротивление полицейским и будет убит... И никому никогда ничего другого в голову не придет!
Французский суд, приняв во внимание показания свидетелей, даст ему года два, не больше, отсидев которые в не самой суровой французской тюрьме, он по-тихому слиняет домой. А может, даже и двух не даст, если удастся сойти за жертву насилия.