Университет
Шрифт:
— Нет, я не за тем явился.
— А зачем?
— Просто не хотелось оставаться одному. Захотелось общнуться.
Оба несколько секунд молчали, потом Джим сказал:
— По-моему, ты был прав относительно нашего университета.
Хоуви попытался обернуться и посмотреть на сидящего на диване друга. Однако шея не подчинилась. В итоге ему пришлось нажать на рычажок и развернуть инвалидное кресло.
— Происходит чертова уйма непостижимо странных вещей, — сказал Джим.
Он рассказал Хоуви все: начиная с того, как ему не хотелось возвращаться в университет после летних каникул и заканчивая сегодняшним
Хоуви понимающе кивал. Правда, из-за слабости мышц кивки больше походили на странные подрагивания головы.
— Вопрос в том, — сказал он, — что нам делать с этими знаниями? Не сидеть же сложа руки!
— А что можно предпринять в подобной ситуации?
— Ты не разговаривал с профессором Эмерсоном? Джим отрицательно мотнул головой.
— Твой бородач назвал его фамилию, — напомнил Хоуви. — И я уважаю профессора Эмерсона. Тебе бы надо с ним побеседовать на эту тему. Или мне. Возможно, бородач просто чокнутый. А может, он попал в самую точку. В любом случае встреча не помешает.
— В прошлом семестре я учился у Эмерсона. Толковый преподаватель.
— Ну вот и побеседуй с ним.
— Что же тут происходит? — задумчиво произнес Джим. — Если мы и впрямь имеем дело с нечистой силой... или аномальными явлениями... — Он помолчал, потом выпалил:
— Знаешь, в Аризоне есть одна гора, в народе ее зовут Чертовой. По поверью, кто на нее забирается — тот сходит с ума. Ученые проверили. Действительно, ближе к вершине с человеческой психикой начинает твориться что-то неладное. Затем, через некоторое время после возвращения вниз, голова начинает снова нормально работать. Существует целая теория о том, что причина этого временного умопомешательства — наличие магнитной аномалии где-то под Чертовой горой. Мощные магнитные поля искажают работу мозга. Возможно, в физической лаборатории университета в Бреа ведут какие-нибудь тайные исследования по заказу Пентагона, и в результате опытов появляются какие-нибудь сверхмощные магнитные поля. А все мы оказались в роли подопытных кроликов — случайно или преднамеренно.
— Может быть, может быть... — пробормотал Хоуви. Но в его голосе Джим не услышал особой уверенности.
— А ты что думаешь?
— Я пока ни к какому выводу не пришел. Поэтому готов рассматривать любые варианты. Джим встал.
— Ладно, завтра непременно встречусь с профессор Эмерсоном.
Хоуви слабо улыбнулся:
— Что ж, если и в дурном видеть светлые стороны, то происходящее весьма любопытно.
— Да, — согласно кивнул Джим, — пахнет большим приключением.
Они посмотрели друг на друга. Ни один из них не улыбался.
— Только нужно ли нам такое приключение? — сказал Джим.
2
После того как смена Фейт закончилась и она ушла домой, Гленна осталась одна на шестом этаже.
Возле нее была тележка с сотней возвращенных книг по искусству, и она расставляла их на полках в правильном порядке.
Она терпеть не могла книги по искусству. Не за их содержание, а за то, что большинство из них были большого формата и весили чуть ли не десять килограммов. Управься с сотней таких томов — будто
Но вообще-то Гленна любила эту часть шестого этажа. Стеллажи тут стояли очень тесно, столы для занятий не помещались. Если студенты сюда и забредали, то лишь на пару минут — найти нужную книгу, после чего шли читать или в другую часть шестого этажа, или на другие этажи, где были по-настоящему просторные читальные залы.
Таким образом, тяжесть и большой формат книг по искусству компенсировались тем, что Гленна разбирала их в одиночестве.
А она не любила работать, когда рядом шастают студенты.
Так приятно побыть одной, в полной тишине после шумных университетских холлов и коридоров, где все спешат, толкаются, громко разговаривают.
Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп.
В почти мертвой тишине звук шагов был подобен ударам молота. Кто-то идет от лифта по, центральному проходу между стеллажами. И этот "кто-то" обут во что-то солидное — не в кроссовки и не в туфли. Это тяжелые ботинки.
А-а, ковбойские сапоги!
Гленна проворно встала с колен и отряхнула джинсы — она расставляла книги на нижней полке. Мышцы ее лица напряглись. Могла бы и раньше сообразить, что он непременно явится, чтобы извиниться и помириться!
Гленна торопливо покатила тележку к дальней стене, где находилась "клетка" — отделенный металлической сеткой закуток с запирающейся дверью.
Однако Гленна оказалась недостаточно проворной и чуть не столкнулась с Кэлхоуном, когда пересекала центральный проход между стеллажами. Одет он был как обычно: прямые джинсы, фланелевая рубашка и ковбойские сапоги с металлическими финтифлюшками. Увидев Гленну, парень сделал виноватое лицо.
Пару секунд и она, и он молча смотрели друг на друга.
Глаза Гленны горели праведным гневом, а его глаза униженно молили о прощении.
Первым заговорил Кэлхоун:
— Прости меня. Я просто...
— Катись-ка ты знаешь куда! — холодно перебила она его.
Девушка собралась покатить тележку дальше, к "клетке", но Кэлхоун крепко схватил металлический край тележки и не дал сдвинуть ее с места.
— Да, согласен, я вел себя по-свински, — сказал он. — Я должен был позвонить и предупредить тебя, что не приду...
— Два часа! — воскликнула Гленна. В тишине шестого этажа эти два слова прогремели как два выстрела. Поэтому она заставила себя сбавить децибелы и уже почти шепотом возмущенно повторила:
— Два часа! Я ждала тебя битых два часа! Вся извелась! Уже стала думать, что с тобой случилось несчастье! Машина сбила или какой-нибудь придурок напал.
— Прости.
— Потом я позвонила тебе домой — и что же? Оказывается, ты преспокойно отправился с дружками в клуб! Хорош! Ничего не скажешь, хорош!
— Я забыл. Как еще мне извиняться? Потом я вспомнил про наше свидание и пытался до тебя дозвониться.
— Врешь. Я была дома весь вечер.
— Ну, может, когда я звонил, ты уже отключила телефон и заснула...