Unknown

Алиева Марина Владимировна

– Вот как?! А насколько бОльшим королём я был бы не чувствуя постоянно виноватым себя? Ваш кислый вид, моя дорогая, виноватит меня всегда и во всём! Но сегодня, благодаря вашему же напоминанию, я отнесусь к нему действительно по-королевски – я не стану обращать на него внимания!

Мари спокойно посмотрела на мужа. Как же он низок в своём величии!

«Вы давно не обращаете внимания ни на что, связанное со мной», – подумала она. И, кажется впервые, эта мысль её не расстроила.

Между тем, герольд-распорядитель

объявил о начале первого поединка. Мессир Николь Лов вызвал сразу четверых, и теперь пятеро рыцарей выходили на ристалище, разминая плечи перед боем на мечах.

Мадам Иоланда напряглась. Среди вызванных она увидела Филиппа де Руа.

– Это будет короткий бой, – послышался за спиной голос Танги дю Шастеля.

– Вы уже знаете, кто победит? – спросил кто-то из свиты.

– Мессир Лов, разумеется.

– Почему «разумеется»? – не обернулась герцогиня.

Дю Шастель ответил не сразу.

– Молодые люди вышли покрасоваться, – выдавил он, наконец, – а мессир опытный воин. Он не беден, но надел старые проверенные доспехи. К тому же у него испанский меч. Против такого красивенькие итальянские безделушки ничто.

– Разве король не запретил на этом турнире боевое оружие? – с деланным безразличием спросила её светлость.

– Король запретил побоище, мадам. А это будет благородный поединок.

Мадам Иоланде ничего не хотелось отвечать и она была очень благодарна дворянам из свиты, одни из которых принялись горячо возражать Танги относительно достоинств испанской стали, тогда как другие так же горячо его поддерживали.

Между тем, пятеро рыцарей уже отсалютовали мечами королю. Бой вот-вот должен был начаться, как вдруг де Руа повернулся к помосту герцогини и отсалютовал и ей с тем же почтением, что и королю. Именно ей – мадам не сомневалась – хотя другим могло показаться, что он приветствует Шарло, как господина, которому служит.

Восхищённые фрейлины за спиной принялись перешёптываться. А сама герцогиня, в начале своего замужества побывавшая на многих турнирах, вдруг впервые в жизни ощутила волнение, ничем не похожее на те переживания, которые приходилось испытывать до сих пор. Это новое было каким-то сладким, пьянящим до обморока, но совершенно лишающим возможности контролировать себя и притворятся равнодушной.

«Как хорошо, что Танги стоит за спиной и ничего не видит…», – пронеслась в голове лёгкая мысль, может быть, что-то когда-то и значившая, но только не теперь…

Бой, между тем, оказался не таким быстрым, как предрекал Дю Шастель. Двое из вызванных, действительно, сдались почти сразу, после того как получили по паре заметных ранений от мелькающего, словно молния испанского клинка. Но Филипп и господин Груанье, сражавшийся с ним по одну сторону, продержались против мессира Николя довольно долго. В конце-концов сдались и они, но поражение их позорным не выглядело.

Нежность, которая охватила мадам Иоланду уже невозможно было скрывать. «Никто меня не осудит!», – решительно подумала она

и сняла с руки самый драгоценный из перстней.

– Отнесите это господину де Руа в качестве компенсации и в благодарность… за службу моему сыну. Скажите, что он сражался достойно.

Фрейлина, которой был передан перстень, ушла, а Танги Дю Шастель проглотил ещё один горький ком.

– Ваш ювелир должен благословлять господина де Руа, мадам, – почти прошептал он.

Герцогиня сделала вид, что ничего не услышала.

* * *

Ещё два поединка на мечах завершили эти состязания первого дня, и расторопные слуги принялись готовить турнирное поле для джостры¹⁹.

Здесь пожелание короля свести к минимуму несчастные случаи и риск для кого-нибудь из участников покалечиться или погибнуть, учли в полной мере. Пока зрители развлекали себя покупками и угощениями, флиртом и хвастовством, два цеха реймских мастеровых возводили бревенчатый барьер, который бы разделил несущихся друг на друга тяжелых рыцарей и не позволил особо азартным пустить коней в лобовое столкновение.

– Это новшество для трусов. Вот увидите, господа, оно не приживётся, – высокомерно заметил Алансон.

Демонстрируя своё пренебрежение к подобным предосторожностям, он выехал на поединок с открытым забралом, с лёгкостью и грацией сломал два копья о своего противника, сверкнул улыбкой в сторону трибун и склонил копьё перед королевой, стараясь удерживать коня в ослепительно красной, сияющей золотым шитьём попоне как можно ближе к помосту, где сидела Жанна. Затем поехал к своему шатру и, когда оказался достаточно близко от поздравляющих его рыцарей, громко заявил:

– Я недоволен, господа! Это было слишком легко и скучно.

– Что ж, каков король, таков и турнир, – пробурчал себе под нос де Ре и получил увесистый толчок от Ла Ира, который его услышал.

– Потише, мессир, – прошипел капитан, – для полноты веселья здесь только плахи не хватает. А для неё – головы, которая слишком много говорит. Мне совсем не хочется идти в новый поход без тебя, Жиль, потому что… клянусь своим жезлом, с тобой всегда было чертовски весело! Да простит мне Жанна это поминание нечистого, но ты, мессир, сам, как чё…

Он зажал себе рот с притворным испугом и погрозил де Ре кулаком.

Барон, впервые за день, широко улыбнулся.

– Если будет новый поход, друг мой, клянусь твоим же жезлом, мы повеселимся на славу… Кто бы этот поход ни возглавил!

В середине дня герольды вызвали к барьеру Рене Анжуйского.

Умение состязаться в джостре видимо перешло к нему от отца, и с третьего захода герцог выбил противника из седла рассчитанным ударом в щит противника, как раз в районе согнутого локтя. Это принесло ему сразу четыре очка и заставило побледнеть Алансона, который заработал только три ударом по шлему соперника.