Untitled.FR11.rtf5

Неизвестно

— Куда-куда?! — раздраженно проговорил генерал Орлов, прерывая эту бесе­ду. — Самим надо за порядком следить!

— А что с кореяков взять? — подал голос Давид Эдуардович. — Какой они по­рядок могут знать, если у них в Южной Корее и райкомов не было!

Между прочим, я заметил, что Давид Эдуардович теперь в присутствии Екате­рины Тихоновны постоянно возражает генералу Орлову.

Неужели он тоже влюбился в мою жену?

Но тогда почему он ревнует ее к постороннему, в сущности, человеку?

— Да ты что, Давид

Эдуардович?! — всплеснула руками Екатерина II Поляко­ва. — Как же тогда Борис Николаевич отношения с ими налаживать будет?! Это же совсем конфуз получается.

— Это и непонятно, Екатерина Тихоновна! — вздохнул Давид Эдуардович и, взмахнув руками, показал мне масонский знак.

Поразительно! Похоже, что Давид Эдуардович и в самом деле знает все из очень информированных источников?

Много волнений в нашей квартире вызвала неожиданная отставка начальника телевидения — Егора Яковлева.

Я тоже волновался, но Давид Эдуардович разъяснил причину.

Дело в том, что как раз накануне Съезда красно-коричневых депутатов завер­шился сериал «Богатые тоже плачут». И это именно сейчас, когда наступает время «В», господин Яковлев хочет, чтобы население следило за президентом и депута­тами?!

За эту грубую политическую ошибку на Объединенном масонском Пленуме Егор Яковлев и был отстранен от работы.

Это разъяснение успокоило меня.

Я тоже считаю завершение сериала «Богатые тоже плачут» в разгар ваучерной приватизации грубой политической ошибкой.

***

Когда слушаешь дикторшу Сорокину — просто душа радуется.

Во-первых, почти такая же красивая, как Екатерина I Полякова, и даже краси­вее, чем Екатерина II Полякова.

А во-вторых, как она клеймит эту рвань!

Когда Сорокина начинает говорить о противниках Ельцина, у нее удивительно одухотворенным в такие мгновения становится лицо, а глаза заволакивает такой же дымкой, как у генерала Гриши Орлова, когда депутат Векшин забудет почи­стить ему сапоги.

***

Сегодня весь день думал о том, что русская водка, советский балет и демокра­тические чекисты — вот тот мощный багаж, с которым мы вступим в ХХ! век, который, безусловно, станет веком общего делания.

Мы уже почти готовы к общему деланию.

А Запад?

Запад пока не готов. Не зря Н.Ф. Федоров называл протестантизм религией дошкольников.

***

А депутаты опять имели сердце огорчить нашего Бориса Николаевича.

И того не понимают они, что водка в русской литературе, как опиум в китай­ской философии. Это же относится и к русской истории. Новейшая история — это история попоек в Кремле.

Так всегда было, но скрывалось.

Борис же Николаевич скрывать это не желает.

И посмотрите, как сразу хорошо и правильно для нас пошла история!

***

Приезжал шурин. Он ушел из армии и попытался

держать кооперативный туа­лет, но предприятие прогорело.

— Нет! Ты посмотри, отец! — рассказывал он на кухне Давиду Эдуардовичу Шеварднадзе (Выжигайло). — Я на вокзале туалет, понимаешь ли, кооператив­ный открыл, так эта скотобаза не поняла даже, что это такое... Прут, как к себе, понимаешь, и денег не платят. Нет, батя! С таким народом никакой Ельцин капи­тализма путевого не построит!

Я так и не понял, неужели шурин мой против реформ? Надо будет сказать Ека­терине Тихоновне, чтобы она поговорила с братом.

Зачем нам, когда вся наша страна вступила в битву за проведение ваучерной приватизации, нужна такая родня?

Сегодня рассказывали по телевизору, что Борис Николаевич, когда обиделся на Съезд народных депутатов, поехал на завод Ленинского комсомола.

Сказал там речь и, успокоившись, вернулся назад в Кремль.

— Толку у него не вышло, — прокомментировал это генерал Гриша, — а все равно — душой отдохнул.

— Ага! — согласился с ним незаконнорожденный сын Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе. — Будто на собрании партячейки побывал у отца еще в обкомов­ские времена.

Популярность Бориса Николаевича сейчас так велика, что куда ни придешь, с кем ни заговоришь, обязательно разговор на Бориса Николаевича перейдет.

Вот и я сегодня, пошел в редакцию, а там Лурькин, широко известный тем, что в эпоху тоталитаризма он не раз получал по морде за демократические убеждения.

Сейчас эпоха другая, а у Лурькина все равно фингал под глазом.

— За что? — спросил я. — И что это, награда или взыскание?

— Поноси и сам поймешь... — сказал Лурькин. — А за что? За Ельцина.

— А! — сказал я, пожимая ему руку. — Понимаю. Ты защищал Бориса Ни­колаевича.

— Не угадал! Я его ругал!

— Ругал? — я отдернул еще не запачканную рукопожатием с этим человеком руку. — Как же так, Лурькин? За выдающийся вклад в демократическое движение господин редактор не вышвырнул тебя на улицу, как других сотрудников редак­ции, а оставил работать в своей фирме, а ты? И ты, Лурькин, тоже отказался от своих демократических убеждений и выступил против Б.Н. Ельцина? Ut tu Lurkin! Но почему? Неужели из-за того, что Борис Николаевич уничтожил СССР?

— Если бы только СССР . — ловко расфасовывая по пакетам сахарный песок, ответил Лурькин. — Он же всю нашу литературу может уничтожить. Боюсь, что после его правления чернуха, абсурдизм, пародии окончательно перекочуют из литературы в реальную жизнь. Чем мы будем заниматься? Так всю жизнь и будем расфасовывать песок?!

Слова Лурькина озадачили меня, но не огорчили.

Сейчас много говорят о тяжелом положении, в котором оказалась у нас культу­ра и образование. Говорят, что деньги, отпущенные на культуру, целиком ушли на заполнение Мешка-Гайдара...