Untitled.FR11.rtf5

Неизвестно

Это тоже — преодоление неродственности.

Один из путей.

Смотрю телевизор и каждый раз удивляюсь, какая тяжелая работа у дикторов нашего телевидения, этих отважных чекистов демократии.

Когда они рассказывают о новостях, лица у них перекашиваются от ненависти. Рот съезжает куда-то на сторону, и даже носы искривляются. А ведь в начале пе­редачи это, как правило, красивые женские лица.

Слава Богу, теперь, как я слышал, нашим дикторам будет легче. По указанию Бориса Николаевича в Останкино открывается

специальная косметическая кли­ника, в которой после каждого выпуска «Вестей» дикторам будет оказываться экс­тренная черепно-лицевая помощь и реабилитация.

Сказал об этом майору Лупилину.

Он так и не встает с подстилки в чулане после того удара, который продемонс­трировал на нем генерал Григорий Орлов.

— Абрам Григорьевич! — сказал я. — Я хочу поставить перед Екатериной II Поляковой вопрос ребром. Я хочу потребовать, чтобы подобная клиника была со­здана и в нашей квартире, если генерал Орлов намерен продолжать отрабатывать на вас свои удары! Я не хочу, чтобы нас обвинили в антисемитизме!

Майор Лупилин замычал в ответ что-то, но я не разобрал.

Наверное, он хотел поблагодарить меня.

Даже если надежды Абрама Григорьевича на клинику напрасны, все равно это пусть и маленькая, но победа на историческом пути реставрации родственности.

Оказывается, в Израиле не только картошку в честь Михаила Сергеевича на­звали, еще и денег ему на карман дали.

Картошка эта, говорят, на вид продолговатая, богатая протеином, а денег — це­лых тридцать пять тысяч долларов.

Давид Эдуардович Выжигайло-Никитин, правда, заметил по этому поводу, что не так уж и много евреи Горбачеву за развал СССР отвалили, но лично мне шуточ­ки на эту тему представляются неуместными.

— Давид Эдуардович! — сказал я. — Неужели вы не помните, какой береж­ливый народ живет в Израиле. Ведь и Иуде, как мы знаем из Нового Завета, заплатили там за предательство всего тридцать сребреников. А Иуда самого Христа выдал.

Давид Эдуардович подумал и вынужден был признать, что сравнительно не­большая сумма денег свидетельствует не о каком-то неуважении евреев к Горба­чеву, а только о бережливости и экономности их.

— А вы, Федор, неглупый человек! — сказал он.

Снова думал о рукописи Ш-С.

По-прежнему очень многое меня беспокоит в этой работе...

Даже если допустить, что все в этом исследовании правильно, нужно ли говорить об этом сейчас, когда наша страна вступает — это уже ясно всем! — во время «В».

Я с большим уважением отношусь к взглядам Ш-С., но сразу видно, что этот человек никогда не был занят на секретной масонской работе.

Давид Эдуардович рассказывал сегодня Екатерине Тихоновне о жизни в Грузии.

Оказывается, его приемный отец, Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе очень любил Гамсахурдиа в тюрьму сажать.

— Как генерал Орлов депутата Векшина? — хихикнула Екатерина II Полякова.

— Хуже. —

сказал Давид Эдуардович. — Шеварднадзе первый раз Гамса­хурдиа посадил, ещё когда в тамошнем КГБ работал. Гамсахурдиа в стукачах у него бегал и в чем-то провинился, видать.

Из рассказа Давида Эдуардовича мне многое стало понятно в грузинских ха­рактерах.

Так и сидеть бы Гамсахурдиа в тюрьме, но Эдуарда Амвросиевича переброси­ли в Москву, чтобы помочь спасти от России цивилизованный мир.

И Гамсахурдиа, конечно, тотчас же воспользовался этим — сделался прези­дентом Грузии. Этого Эдуард Амвросиевич никак стерпеть не мог. Он специально вернулся в Тбилиси, чтобы назад в тюрьму Гамсахурдиа посадить. Только, вот беда, не повезло Эдуарду Амвросиевичу, сбежал уже Гамсахурдиа.

— Такой ведь — вай-вай! — нэхарошый человек, — по-грузински сказал Да­вид Эдуардович, завершая свой рассказ. — Савсэм не хочет в тюрьма сыдэть.

— А тоже ведь — грузин.— осуждающе сказала Екатерина II Полякова и поджала свои пухленькие, с симпатичными черными усиками губки.

Наконец, сформулировал для себя то, что мне решительно не нравится в тру­де Ш.С.

Если допустить, что все в этом исследовании правильно, то:

1. Нужно ли говорить об этом сейчас, когда наша страна вступает — это уже ясно всем! — во время «В».

2. Неясно, как переносят упыри и вурдалаки космическую невесомость, а так­же распыление на молекулы и атомы. Не утратят ли они свою прежнюю сущность, когда будут восстанавливать телесную оболочку после перелета?

3. И самое главное... В утвержденном для перелета составе экипажа не пре­дусмотрено мест ни для вампиров, ни для вурдалаков.

Повторяю, я с большим уважением отношусь к взглядам Ш-С., но сразу вид­но — этот человек никогда не был занят на секретной масонской работе.

Сегодня ходил с Екатериной Тихоновной закупать продукты и, пока она рас­плачивалась в кассе, разговорился с подвыпившим мужчиной о «Философии об­щего дела».

Мужчина спросил, как ему пройти к шести часам на улицу Тамбасова, чтобы успеть вернуться домой.

Я рассказал, как пройти на улицу Тамбасова к шести часам, а потом заметил, что пространство и время — это категории разума и Кант, который отделил про­странство и время от разума, отделил ученых от народа.

— Как ты говоришь? — заинтересовался мужик. — Кант? Вот сука, а? Еврей, что ли? Из Израиля, небось?

— Нет. — сказал я. — Он вообще-то в русском городе Калининграде жил.

— Все-равно далеко... — вздохнул мужик. — Был бы тут, я бы ему по морде за такие дела дал или послал бы, понимаешь ли, на ваучер!

Он ушел, а меня вдруг осенило.

Я так ясно увидел то, что Ш-С., в силу своей боязни открытого космоса, не су­мел понять в сделанном им открытии, что бросил сумку и, не слушая криков своей супруги, пошел в ближайшую рюмочную.