Untitled.FR11.rtf5
Шрифт:
— Не знаю. С упырями этими ничего не понятно. Просто страшно и все .
— Страшно? Чего страшно?
— Когда упырь издыхает, катаклизмы разные происходят. Боюсь, чтобы после Ельцина чего не началось у нас. Вон телевизор включишь, ни одного русского лица не увидишь. Одни евреи сидят.
Еще Ш-С. говорил о том, что мысли Н.Ф. Федорова не так уж абсурдны и с точки зрения теоретиков антропофагии и сангвинофилии.
Некрофилия в высших проявлениях своих, например, в древнеиндийском
— Не так ли смутно и непонятно ощущает себя и наш глубокоуважаемый Борис Николаевич? — задал вопрос Ш-С.
В качестве ответа я прочитал ему свои новые стихи:
Когда парламент, источая зло,
Чадит, дымы пуская,
Скажи, что хочется давно Сказать: «Я улетаю!»
Тем не менее беседа с Ш-С. и спирт «Royal», который мы пили, оставили неблагоприятное впечатление.
Проснулся с тяжелой головой и долго думал, что многие сейчас, подобно Ш-С., ругают евреев.
И это глупо и нелепо!
Ведь евреи столько всего сделали для России!
Ну, во-первых, — Февральскую революцию. Помогли сбросить ненавистную монархию. А когда русским не понравились министры-капиталисты — Октябрьскую революцию сделали.
Когда же и при социализме русским жить не понравилось, евреи для них перестройку организовали — живите, пожалуйста, назад, при капитализме.
Демократия не понравилась — снова октябрьский переворот, расстреляли, к чертям, этот парламент.
И после всего этого русские еще осмеливаются ругать евреев?!
Какого же еще рожна нам надо?
Опять приходил сегодня Ш-С. Мы сидели на кухне, слушали видных политических деятелей и пили спирт «Royal».
— Помнишь... — глядя на прислуживающего нам моего товарища по ячейке «Выбора России», майора Абрама Григорьевича Лупилина, сказал Ш-С. — Иосиф Виссарионович Сталин когда-то сказал: «Выпьем за русский народ!», имея в виду его неиссякаемое терпение.
— Помню. — сказал я.
— Я не восхищаюсь этим народом, но полагаю, что нашему Борису Николаевичу и Егору Тимуровичу тоже, возможно, понравится терпение русского народа, — сказал Ш-С. — Если русские дотерпят эту реформу до конца, Борис Николаевич и Егор Тимурович, возможно, и полюбят этот народ. Как ты считаешь?
— Возможно . — пожал я плечами. — И что же из этого следует?
— Ничего, в общем-то . Просто тогда снова, как после войны, возникнет реальная опасность для нашей демократии. Понимаешь мою мысль.
Мысль Ш-С. я уловил сразу.
Не зря же
Мысль, признаться, поразила меня.
Действительно, если русский народ дотерпит Ельцина до конца, возможно, Ельцин и полюбит, подобно Сталину, этот народ и отменит в награду ему демократические преобразования.
Говорят, что сейчас, пока не кончилось время «В», об этой реальной опасности, которая может подстерегать российскую демократию в будущем, еще рано думать.
Не знаю-не знаю.
Лучше-таки подумать обо всем заранее.
Ну, вот и решилось все!
Давид Эдуардович сказал, что теперь я могу подписать все необходимые бумаги и со спокойной совестью ехать в Рельсовск.
Давид Эдуардович торжественно вручил мне сегодня верительную грамоту Ге - нерального представителя НАТО в Рельсовске, Удостоверение незаконнорожденного сына президента Эдуарда Шеварднадзе, документы на право владения трехкомнатной квартирой в Рельсовске, а также различные финансовые документы.
Все это, то и дело утирая слезы, проверяла Екатерина Тихоновна.
— А можно мне взять в Обетованную Галактику кого-нибудь из заключенных? — спросил я.
— Конечно . — сказала Екатерина Тихоновна. — Мне бы хотелось, чтобы ты меня взял, но если это трудно, не надо. Приезжай только почаще.
И заплакала.
Тем временем охранники Давида Эдуардовича привели заключенных, и я объявил им, что еду в Рельсовск готовить перелет всей Российской Федерации в Обетованную Галактику.
— Я так привязан к вам, мои друзья! — сказал я. — Желаете ли вы поехать со мною? Нам предстоит в Рельсовске воистину грандиозное дело.
— Я не могу, у меня снова штанов нет. — угрюмо сказал Векшин.
Я вздохнул, молчаливо, но искренне сочувствуя своему соратнику по августовским баррикадам.
— А ты, мой верный товарищ по ячейке «Выбора России». — спросил я, обращаясь к майору Лупилину. — Ты, Абрам Григорьевич, поедешь со мной? Твои штаны ведь сохранились!
Абрам Григорьевич заплакал, закрывая лицо передником.
— Простите меня, ваше превосходительство! — попросил он. — Мне ли, старику, пускаться в путь неведомый и чудный. Я уж тут. Екатерина Тихоновна разрешают мне остаться жить в чулане, чтобы им прислуживать.
— Ну что ж, мой соратник по партячейке! Что ж, мой друг по августовским баррикадам! — сказал я и тоже прослезился. — Живите, как говорится, мирно. Слушайтесь Екатерину Тихоновну! Следите за мною по сообщениям газет, которых так много приносят в туалет! С Богом, друзья! Встретимся в ячейках и на баррикадах Обетованной Галактики!