Untitled.FR11
Шрифт:
– Нет, спасибо, я только на минуточку!
– Вы у нас, кажется, в первый раз? Так что не откажите, очень наслышаны. Да, да. Похвальные отзывы! Да вот и Зинуля отменный борщ сварила, она не отпустит!
– Раздевайся, Пашуня! Мы печь уже каждый день топим.
И вправду, в доме было тепло, уютно, пахло лампадным маслом, как в детстве . А она, Паша, уже забыла, что такое свой дом.
Зина принялась накрывать на стол, и Паша с охотой принялась помогать. Могла ли она думать, что когда Зина уедет, этот стол ей
– Ой, Паша, какой красивый город Питер! Не передать! А в Пушкине - природа. Эта осень была просто золотая! А у меня в Питере брат Лёня учится, в лесотехнической академии. Я тебе рассказывала: у меня пять братьев. Я младшая. Ещё Виктор, он военный, служит под Питером, Костя - архитектор . В Питере живёт дядя Ваня, брат папы, - у него тоже куча сыновей и, представляешь, как у моего папы, одна дочь - Вера. Пашуня, давай на следующий год к нам, в институт!
– Я хочу в медицинский. Вот поработаю два года, буду поступать в Воронеже.
Меж тем на столе появился чугунок с борщом, большая миска с мелко порезанной вареной картошкой, политой душистым подсолнечным маслом, солёные огурчики.
Зашёл Ваня, громко крикнул с порога:
– Сестрёнка, кормить будешь?
Поднялась и Ольга Андреевна с постели, подошла к столу. Паша поняла, что Иван похож на маму. Хозяйка улыбалась, точно так же, как Иван.
– Мамочка, вот теперь у нас свой доктор, она тебя быстро вылечит!
– тараторила Зиночка.
– Ольга Андреевна, как Вы себя чувствуете? Давайте я Вам пульс посчитаю.
– Спасибо, деточка, сейчас уже хорошо. Ваш врач таблетки прописал хорошие, бог даст, расхожусь. А ты что считать-то будешь?
– Мама, это сколько ударов в минуту твоё сердце делает, - вмешался Иван.
– Да кто ж его когда считал? Я вот и не болела никогда, да и никто мне ничего не считал. А тут пришёл врач, замотал мне чем-то руку и стал качать грушу резиновую.
– Это он Вам давление мерил, - пояснила Паша.
– Вот-вот.
Зиночка разливала наваристый борщ по мискам, Иван заговорщицки поглядывал на неё.
– А скажи, Зинуля, твоя подружка честная?
– Ты что мелешь? Он у нас шутник ещё тот, ты, Паш, не обращай внимания! Избалован вниманием, что и говорить, первая персона на деревне - и артист, и активист.
– А это по-честному, если она от всех нас свой голос прячет? С девчонками в больнице поёт, а к нам в клуб идти не хочет.
– Значит, вы так приглашаете! Пашуня, тебе нравится, как ребята поют?
– Хорошо поют. Я так вряд ли смогу, - зарделась Паша.
– Паша, как ты сюда приехала, расскажи!
– По распределению.
– Неужели со станции Народной пешком шла, с чемоданом?
– Главврач прислал Зайцева на Зайчике.
– Да что ты говоришь! Зайчик ещё жив? Ваня на нём чуть на тот свет не уехал. Вань, лет семь назад это было? Ушли вместе с Зайчиком
– Такой борщ кого хочешь вылечит!
– улыбался Иван, поглядывая на Пашу.
– Да уж, а теперь как чуть простынет - так кашель!
– Не кашляет только тот, кто не живёт!
– смеялся Ваня.
Всё это время Пётр Агеевич молча ел, прислушивался к разговору молодёжи, озабоченно поглядывал на бледное лицо жены.
* * *
Зимним январским вечером Паша надела овчинный полушубок, подаренный ей главврачом, валенки, шапку и отправилась в клуб, на репетицию. Падал мелкий снежок, было морозно, но безветрено, снег скрипел под ногами, когда она шла по тропинке к фонарю, что горел над дверями избы-читальни.
Шапку-ушанку ей пошил Пётр Агеевич за то, что она почти каждый день приходила к тёте Оле, мерила ей давление, приносила лекарства. Зина, уезжая, попросила позаботиться о матери.
Ваня Марчуков работал агрономом, готовился поступать на рабфак, но репетиции не пропускал. В конце концов, она привыкла к нему, к его шуткам и даже не заметила, как он занял в её душе все первые места. Казалось, он всегда двигался, куда-то летел, бежал, спешил и всем вокруг дарил свою белозубую улыбку. Дома его звали непоседой. У Марчуковых в доме не было курящих мужчин, никто не пил самогонки или ещё чего-то. Очень быстро Паша перестала замечать, что
Иван взрослый двадцатисемилетний мужчина, и ей стало обидно, что он обращается с ней, как с девчонкой.
В клубе натоплено, единственная лампочка горит на сцене, где собралась вся троица.
– А, Пашуня! Раздевайся! Сейчас мы закончим с самым трудным: пытаемся разложить на два голоса романс «На Кубе». Ты посиди минут пяток.
– предложил Иван.
... На Кубе... где под сводом лазурных небес...
– стал выводить негромко, вторым голосом Ваня. Троепольский щипал струны мандолины.
... Всюду нега, покой!
Ты, прелестная дева, цветов королева -
Блестишь красотой!
И следом вступал первым, высоким голосом Гаврюша Стуков:
Огня-я-я и страсти ты, смуглянка, полна!
Улыбка счастья тебе небом дана!
Он воздевал протянутую руку к пустому залу, и его чистый голос повышал тон с каждой строкой.
А в дивном взоре твоих чудных очей