Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
Шрифт:
Ганди отличался большей гибкостью. Он изначально обеспечил моральную поддержку Британии и был тронут до слез перспективой бомбежки Вестминстерского аббатства. Неру, который заявлял, что фашизм и империализм — близнецы-братья, не выражал сочувствия. Он давно предупреждал, что политика умиротворения, проводившаяся Чемберленом, поддерживает и способствует «международному шантажу и гангстерству самого худшего типа» [2255] . Он же сказал, что его страна не поддержит войну за демократию, если только ее народ не получит право самому собой управлять. Абсурдно подчиненной Индии сражаться за свободу Польши. Рабы не станут проливать кровь за то, чтобы оставить свои цепи. Британии, как утверждал Неру, нельзя позволять толкать Индию в конфликт, в котором победа будет также плохой, как поражение.
2255
Nehru,
Конечно, многие индусы внесли вклад в военные усилия. Все князья выступали за войну. Конгресс с ухмылкой говорил, что это самодержавие на стороне свободы.
Князья сменили украшенные бриллиантами сатиновые одежды на форму цвета хаки, украшенную красной тканью. Офицеры в целом сохраняли верность клятвам, и в армию военного времени удалось набрать 2,5 миллиона человек. Джинна занял сомнительную, имеющую двойной смысл позицию и использовал конфликт для продвижения интересов мусульман.
Даже Конгресс разделился. Раджагопалачари жаловался, что скрупулезные британцы ведут войну по правилам Верховного суда. Бос призывал к восстанию, заявляя, что «британские трудности — это возможность Индии» [2256] . Ганди выступал против всяческого насилия. Но в споре доминировал Неру. Его престиж усилился после семи тюремных сроков, и он считался преемником махатмы. Сам Тагор восхвалял «великолепный характер» Джавахарлала, который давал ему «несомненное право на трон молодой Индии» [2257] .
2256
G.Rizvi, «Linlithgow and India» (1078), 135.
2257
Nehru, «Old Letters», 178.
Поэтому Неру, вдохновленный великодушием и щедростью по отношению к имперской Британии и враждебностью к нацистской Германии, лично обратился к Линлитгоу. Если вице-король заявит, что Индия сможет определять свою судьбу после войны, то Неру поможет мобилизовать все ее силы на стороне империи.
Линлитгоу, который считал немыслимым покидание Британией Индии «в какой-либо обозримый период времени» [2258] , мог только повторять туманные обещания о послевоенной конституционной реформе и статусе доминиона. Он был гордым, не отличался гибкостью и испытывал сильное отвращение к «бегу за Конгрессом» [2259] .
2258
D.A.Low, «Britain and Indian Nationalism» (Cambridge, 1997), 300.
2259
R.J.Moore, «Endgames of Empire» (Delhi, 1988), 83.
Неру был разозлен и разочарован и заклеймил этого старомодного британского аристократа, как наименее эмоционального из всех людей. Вице-король был «тучен телом и медленно думал, оказался непробиваем, как скала, и, как у скалы, у него отсутствовала информированность и осведомленность» [2260] .
Это едва ли соответствовало вердикту Григга о вице-короле. Григг называл его человеком с «тщеславием Мессии», смягченным «лихорадочными провалами в депрессию и апатию» [2261] . Но Неру правдоподобно указывал Линлитгоу на отсутствие проницательности и дальновидности. Только такой слепой человек мог представить, что «современный мир империй, колоний и зависимых территорий переживет катастрофу войны» [2262] .
2260
J.Nehru, «The Discovery of India» (1946), 374.
2261
CAC, PJGG 2, письмо Грига сэру Филиппу Червоуду от 1 8 июля 1936 г.
2262
SWJN,X, 191.
Однако на какое-то время война усилила власть Британии. Это произошло из-за того, что члены Конгресса подали в
Однако к середине ноября 1939 г. британские губернаторы взяли власть во всех провинциях (кроме контролируемых мусульманами Бенгалии, Синда и Пенджаба). Джинна радовался. Он издал указ о праздновании Дня освобождения (22 декабря) — для празднования освобождения от «тирании, угнетения и несправедливости», которые понесли мусульмане под пятой Конгресса [2263] .
2263
A.S.Ahmed, «Jinnah, Pakistan and Islamic Identity» (1997), 81.
Другие группы меньшинств, к примеру, неприкасаемые, радовались вместе с ними.
Неру был в ярости. Джинна считал его социалистом и атеистом, а Неру считал Джинну выразителем интересов феодальных землевладельцев и обскурантных мулл. Лидер Конгресса полагал, что Мусульманская лига жертвует индийским единством, кладя его на алтарь сектантства и помощи британцам в игре «в ту же самую старую игру» [2264] — разделяй и властвуй. Он отказывался признавать Лигу в качестве голоса всех мусульман, поскольку это означало бы отвержение и отречение от других мусульманских организаций, отказ и непризнание мусульман в его собственной партии и отказ Конгрессу в роли национального рупора.
2264
Nehru, «Old Letters», 427.
Неру не мог оценить, что Лига, которая выступала против введения демократии в Индии, отражает истинные страхи и беспокойство о безопасности мусульманского сообщества. Еще меньше он принимал заявление Джинны о том, что мусульмане — это отдельная нация.
Это Джинна объявил на конференции Лиги, которая проводилась в Лахоре 22 марта 1940 г. Она проходила в огромном амфитеатре Минто-парка, перед мечетью падишаха Аурангзеба и среди трогательных реликвий славы великих моголов — ворот Акбара в форте, мраморной гробницы Джихангира, трехсот фонтанов в садах шаха Джахана.
Делегаты поставили свои белые шатры по всему парку. В центре стоял огромный шатер (пандал), в котором могло разместиться шестьдесят тысяч человек. Они входили сквозь арочный вход, украшенный различными флагами (в основном — зелеными). Еще сорок тысяч человек ждали снаружи — это были представители Педжаба, Синда, Бенгалии, а также патаны (пуштуны) и белуджи.
Джинна оделся в местный наряд — черный ачкан (кафтан) и свободные брюки, напоминающие пижамные. По бокам от него постоянно находились телохранители в форме зеленого цвета и цвета хаки.
Он говорил сто минут. Хотя громкоговорители усиливали его голос, лишь немногие могли понять, что говорил лидер, поскольку по большей части это была речь на английском языке, а не урду (так он поступил ради прессы). Но даже и при этом аудитория была загипнотизирована его личностью и возбуждена исполнением, поэтому поняла послание.
Джинна объявил, что Индия — это искусственный союз, который поддерживается британскими штыками. То, что ее в корне отличные народы могут вместе находиться под одним ярмом в одном государстве — просто мечта. Он не упоминал Пакистан, а о требованиях говорил туманно, но заявил: когда владению придет конец, Индостан разделится на «автономные национальные государства» [2265] .
2265
S.S. Pirzada, «Foundations of Pakistan» (Karachi, 1970), 337.
Джинна плюнул на могилу старого идеала — Индии в образе прекрасной женщины, отчасти индуистки, а отчасти — мусульманки.
Многие мусульмане осуждали атаку Джинны на единство Индии. Индуисты называли его марионеткой вице-короля и заодно проклинали махараджей, называя их британской «пятой колонной» в Индии.
Но Джинна теперь сделал невозможным выступление Конгресса в роли единственного представителя индийского национализма. Участники Конгресса не могли претендовать и на ведение прямой борьбы с Британской империей. Победы Гитлера в Европе и приход Черчилля к власти в Лондоне усилили их трудности. Неру и его коллеги разрывались между ненавистью к свастике и враждебностью к «Юнион Джеку».