Упавшее небо II
Шрифт:
— МОЛЧАТЬ! — рявкнул я в микрофон, отчего динамики выдали настоящий звуковой удар за сотню децибел силой. Во всяком случае, у меня уши отчетливо прострелило болью. Судя по страдальческим гримасам на лицах научной элиты — им еще хуже пришлось. Зато все заткнулись, замерев в тех позах, что их застало. Самое главное, я одновременно голой рукой врезал по деревянной кафедре, где предлагалось стоять докладчику. Антикварную мебель советских времен из массива дерева было очень жалко разбивать в щепу — но уж слишком высокие ставки выставили нам вторженцы. У меня вышло: я видел, как с разной скоростью до людей доходит, что они только сейчас лицезрели. И прямо каменели. Да уж. Теперь надо добить.
—
Я опять сделал небольшую паузу, мысленно хмыкнул. Колоссальная ответственность, которую мне пришлось взять на себя, ощутимо давила даже на мою тренированную психику. Если я создал ад для других, то для меня дни до штурма стануть адом в кратной степени. То еще испытание… Которое, пожалуй, многие обменяли на гибель мира — ведь так проще и меньше мучатся. Это будет интересный опыт.
— А теперь, пожалуйста, слайд на экран. Спасибо. Структура Чрезвычайного научного центра такая. Это не догма, я буду менять и оптимизировать её прямо в процессе… если вы дадите мне повод. Думаю, по изображению понятно кто и чем будет заниматься, потому — сразу перейдем к вопросам. Задавайте.
Глава 21 без правок
И ад — настал.
— Да я! Да мы!
— Потратили двое полных суток на эксперименты по теории, признанной несостоятельной…
— Да как ты сме… — вежливый тычок дулом автомата в между заткнул маститого профессора, так и не понявшего, что все его прошлые заслуги так и остались в прошлом. Вооруженная охрана верховного главнокомандующего на удивление быстро научилась меня понимать без всяких слов, что сильно способствовало ускорению разбирательств типа этого. И это я им еще и электрошокеры использовать я запретил, как и причинять травмы сильнее легкого синяка! Реально крутые профи, не знаю, чтобы без них делал. Времени пинать светил науки лично у меня попросту не было.
— …Причем результат работы за прошлые сутки по утвержденной для вашей группе теме талантливо подделали, — договорил я.
— Мой косяк, — Дмитрий, мой зам, поморщился как от зубной боли. Это был его участок контроля. — Не разобрался, а на первый взгляд они работали по общему плану.
— А вы? — я перевел глаза на учеников светила фундаментальной физики, каждый из которых как минимум защитил докторскую.
— Учитель не мог ошибиться! — пылко выступил один из них, а вот остальные двое отвели глаза. Да, они все понимали, но бородатый престарелый козел тупо задавил харизмой, зная слабые точки тех, с кем работал много лет. Заставив действовать не просто по-своему, а в ущерб всему человечеству — да еще и так, что поверхностный контроль этого не выявил. А не-поверхностный контроль осуществлять — это пришлось бы половину тех, кто сейчас в лабораториях и полевых экспериментах добывает свободу нашему миру, тупо на надзор поставить.
— Этих двоих придай Попову, тот пусть раскидает по своим группам. Будут исправлять, что натворили, — скомандовал своему заму я, внимательно глядя на лица… Раньше бы можно было сказать “подсудимых”,
— Что?! Ты кто вообще та… — фанатика уложили на пол резким ударом приклада по пояснице сзади. Вернее, он сам рухнул, пытаясь вдохнуть, из-за чего заткнулся и только тихо хрипел. Очень больно — и из последствий, кроме бросающих в дрожь воспоминаний — крохотный синяк на спине.
— В карцер, — теперь уже пришлось морщится мне. Опять расход как воздух необходимых кадров в пустоту, но этот, вижу, теперь будет гадить просто из принципа. Даже если его тоже на таскание камней поставить в строящейся штольне — транспортер заклинит “в знак протеста”. Может, “психи” смогут ему голову хоть немного починить, но вряд ли. Его учитель и куратор — советский работник старой школы, с самого низу протащил верного дурака.
— Ты делаешь большую ошибку, — прошипел мне проф, быстро сообразивший, что его толком-то и не накажут. Назначение в одну из подземных школ после “человеческого реактора” вполне за отпуск сойдет. Идиот, он так и не понял, как, и, самое главное, почему все поменялось — хотя некоторое время старательно притворялся. А ведь уже вторая неделя идет, как я отменил академический подход к науке.
— Суды заработают через месяц после победы, Верховный главнокомандующий гарантирует, — махнул рукой, чтобы забирали “осужденных”. — А еще в порядке личной просьбы мне тогда же можно будет бросить вызов на дуэль, его удовлетворят.
Да, я и такую опцию ввел с личного разрешения президента: для части “униженных и оскорбленных” потенциальной судебной победы надо мной недостаточно. Или они просто не верят, что меня за вклад в победу осудят? В любом случае, задекларированная возможность личной расправы надо мной — это тот фактор, которые позволяет доброй половине отстраненных мной от науки учёных работать на временных местах занятости без саботажа. И еще какому-то количеству держаться в самом “реакторе”. Не сам придумал про дуэли, кому-то из сводной группы военных и гражданских психологов пришла в голову эта идея без шуток гениальная идея.
Вот уж кто с горящими глазами наблюдал за работой “человеческого реактора” — так это “психи”, получившие, как и я, от главкома карт-бланш. Они же и название это придумали вместо “Чрезвычайного научного центра”, которое немедленно пошло в народ. С их же подачи медики примерно в количестве штата сельской больнице, постоянно мониторящие состояние ученых стали “стержнями”, а уж что психи обозвали “контуром охлаждения” — приличными словами еще попробуй сформулировать.
— Больше “отработки” на сегодня не нашлось? — на всякий случай уточнил я. — Хорошо. Пошли на обход.
“Психи” подтвердили мои собственные мысли: из тех, кого я заставил работать в интенсивном темпе, на самом деле служить “топливом” реактору могли от силы четверть ученых. В смысле, какое-то сравнительно долгое время. Других рано или поздно ждал срыв, обязательно сопровождающийся или потерей эффективности, или даже всплеском деструктивной деятельности. Но до срыва они продолжали двигать свой кусок фронта исследований — единственное, что от них требовалось.
Кластер подземелья, выделенный под работу ученых, мне каждый день приходилось проходить из конца в конец. Просто потому что только так получалось вникнуть в детали десятков одновременно движущихся тем, одновременно выступая той иглой, которая сшивала все усилия в единое полотно грядущего научно-технического прорыва. Голова от этого под вечер становилась словно каменной, сны состояли из коридоров и залов, переплетенных формулами и принципиальными схемами, но к утру мозги, натренированные медитацией и другими практиками, справлялись — и можно было все начинать по новой. К сожалению, заменить меня некем. Разве что Юлией, если совсем уж что-то критическое со мной случится.