Упавший поднимется сам
Шрифт:
– Батыр Иманович, - обратился ко мне за день до похорон Иваныч, - как будем Мусю хоронить: по-христиански, по-мусульмански или еще как?
– - Понятия не имею, я даже не знаю какой он национальности.
– - Может по-еврейски, - неуверенно предположил Иваныч.
– - По паспорту он вообще-то русский. Давай без религии обойдемся.
– Он же не коммунист!
– Иваныч сразил меня последним аргументом.
– - А что жена говорит?
– Она уверяет, что всю совместную жизнь с Мусей пыталась разобраться с этим вопросом,
У меня родилась идея.
– Иваныч, но есть первичный признак, по которому можно отличить мусульманина от христианина. Давай спросим ее.
Мое предложение его не воодушевило.
– Спрашивал, бесполезно. Она возмутилась, - здесь Иваныч попытался изобразить ее визгливый голос, - "как вы смеете задавать вдове такие грязные вопросы". Отбрила, одним словом, Правда добавила, мол, то, что вы имеете ввиду, делают по медицинским показаниям и религия здесь ни при чем.
Он вздохнул и подытожил:
– Таким образом, она дала понять, что первичный признак все-таки есть. Остается выяснить чей: мусульманский или еврейский.
После мучительных раздумий пришли к решению, что хоронить будем... по-коммунистически, т.е. без религиозных обрядов. Тем более, что по-христиански хоронить нельзя, самоубийц не отпевают. Это решение поддержала, к счастью, и вдова, правда поставив условие, чтобы на поминках не выставляли алкоголь. Мы с радостью согласились, так как имели основания полагать, что при допущении указанных напитков, поминки могут превратиться в веселое застолье (ведь Мусю недолюбливали многие).
... Зазвучал голос ведущего траурную панихиду.
– Слово для прощания предоставляется другу и соратнику Мусрапила Иосифовича, президенту холдинга Батыру Имановичу...
Я поперхнулся. Однажды, без моего ведома, меня сделали заказчиком убийства, а теперь, без всякого на то основания, называют "другом и соратником". Что за жизнь пошла?
Произнес дежурные грустные слова, выразил слова соболезнования вдове и окружающим и отошел в сторону, так чтобы видеть, но не слышать, женщин, цинично комментирующих происходящее. Обжег жесткий взгляд той из них, что показалась красивой. Внимательно рассмотрел ее: правильные, заостренные черты лица, тонкие, вызывающе выкрашенные губы и, что вообще-то не понравилось, кошачий прищур черных глаз.
На поминках меня усадили рядом с вдовой, ничего не поделаешь, положение обязывает. Вместо, ожидаемых мокрых глаз, распухшего, хлюпающего носа, с удивлением обнаружил холеное лицо с тщательно подведенными и поблескивающими глазами. "Натурально убивалась?!"
Стало грустно. Муся прожил пусть бездарную, но яркую жизнь. Ему посвятили строки почти все местные газеты, не без иронии и желчи, конечно, но раз обратили внимание, значит он что-то значил.
Неожиданно снова почувствовал жесткий взгляд. Да, опять она, "красавица с кошачьими глазами". Наш немой диалог перехватил Иваныч и после окончания поминок доложил:
– Женщина из международного банка, работала с Мусей
Я садился в машину, когда услышал, теперь уже знакомый, голос той красотки.
– Батыр Иманович, я работала с вашим холдингом по проекту кредитования швейной фабрики. Могу ли с вами встретиться по этому вопросу?
– Обратитесь в соответствующее управление, - я был официален, не более.
– - Уже обращалась, проблему можете решить только вы.
– - Хорошо, завтра в десять у меня в кабинете. Вас это устроит?
– - Нет, - она еще и нахалка, - лучше сегодня вечером.
– - Не уверен, что буду свободен.
– Вот вам мой телефон, буду ждать звонка, - развернулась и пошла. Я не мог оторвать от нее глаз, удерживала внимание ее..., это неважно.
Ничего не оставалось, как положить визитную карточку в карман.
– - Поехали.
По дороге обратился к Иванычу:
– Послушай, Иваныч, до каких пор мы будем передвигаться в сопровождении охраны. Может пора перейти на обычный режим работы?
Иваныч был удивлен вопросу.
– Неужели, вы считаете, что в этом деле пора ставить точку? Тот, кто заказал Мусю, человек далеко не робкий. Вы уверены, что следующий в очереди не вы?
Уверен ли я? Ничего себе вопросик.
Войдя в приемную, секретарша сообщила, что дважды звонила Рима Жакияновна.
– Ее голос был очень взволнован и требователен, - прокомментировала она.
– Хорошо, что еще?
Немного смущаясь, она спросила.
– Батыр Иманович, я готовлю решение совета учредителей, и хотела спросить, а почему имя "Рима" пишется с одной "м", вам не окажется, что это ошибка?
– Понятия не имею, - никогда об этом не задумывался, действительно, а почему только одна "м"?
– Соедини меня с ней.
В трубке раздался требовательный, нет, взвинченный голос Римы.
– Марату угрожает опасность! Не задавай идиотских вопросов, ты знаешь откуда и почему! Так вот, я тебя предупреждаю, Марат вернулся в семью, - здесь я почувствовал, что ее решительный голос стал менее уверенным, - ну, то есть, мы снова решили жить вместе. Понятно!? Если с ним, что-нибудь произойдет, если хотя бы один волосок с его головы...
Попалась? Получи!
– За волосы отвечать не могу, - старался говорить спокойно, не торопясь, - к его залысинам на голове я абсолютно не причастен. А что касается...
Но она не дала договорить.
– Батыр, - устало произнесла она, - не язви. Если произойдет ужасное, то... то я за себя не отвечаю.
Вот теперь можно поговорить обстоятельно.
– - Рима, успокойся и расскажи, что случилось.
Я услышал ее протяжный вздох.
– Утром примчался Марат, он был сам не свой. Он уверен, что смерть Муси - не самоубийство. И, - в ее голосе зазвучали слезы, - причина всего... Он считает, что теперь его очередь, и что заказал его... ты.