Упирающаяся натура

Пирогов Лев

Утренние лучи красили оранжевым светом спины узбекских служащих коммунальных служб. Занималась заря.

Нет, интеллигентская оппозиция

никогда не перейдёт в наступление, не возьмёт власть. Ей слишком уютно вот так, как сейчас, — философствовать молотом на матрацах. Она сейчас переживает кульминацию жизни: обмен мнениями, место для дискуссий, «я придерживаюсь другого мнения», «дайте ему высказать своё мнение», «моё мнение сводится к следующему, коллеги», «девушка, пусть милиционер тоже выскажет своё мнение»… Всё это как можно дольше и как можно духовнее. А потом — матрос Железняк, всех на философские пароходы, и привет мальчишу.

Некоторые молодые люди толкутся «возле протестов», потому что мучительно бессознательно

надеются, что кто-то там начнёт громить магазины, и им тогда достанутся кайфовые гаджеты. То, что эти гаджеты будет некуда втыкать после погромов, не важно. «Хочется». В этом для них потаённый смысл революции.

А для этих смысл в том, чтобы демонстрировать красивые одежды, мысли и лица. «В человеке всё должно быть прекрасно». Так они могут почувствовать свою острую необходимость для мироздания. Сила из «революции» — в опоре на тщеславие, которым компенсируется беспомощность.

Интересно, если мысленно убрать (заслонить рукой) тех первых, с гаджетами, а потом вторых (в которых во время революции всё красиво), кто останется? С какими чаяниями?

Очень интересно. Я напряжённо всматриваюсь.