Упирающаяся натура
Шрифт:
Вот так живёшь себе, в ус не дуешь, а тут — бах, и становление нации.
Совесть как ресурс
Надо писать о важном. О том, что реально волнует людей.
А что сегодня их реально волнует?
Вот у нас в подъезде — я знаю, в нашем подъезде людей волнует, куда делись 206 тысяч рублей, снятые со счёта председателем товарищества собственников жилья.
А шире?..
Выхожу на улицу, с пытливым ужасом вглядываюсь в лица жителей Северного округа столицы. Какие-то непроницаемые… Много раскосых, смуглых. Не то скифы, не то азиаты — поди догадайся,
Пятна креозота. Радиоактивный щебень. Сплющенные банки из-под «Ярпива». Наблёвано.
Абсолютно уверен, что боги, создавшие этот зыбкий и неуютный мир, были безумны и давно умерли.
То ли дело в нашем твёрдом настоящем мире идей!
Всё понятно и всё прекрасно: и демотиваторы, и подписи под ними, и юзерпики. Айне колоннен марширен, цвайне… Всех волнует понятно, что: Ксения Собчак и Чулпан Хаматова. Элегантный обмен мнениями. У меня тоже есть. Но воздержусь.
Настоящему мыслителю интересно не то, что думает о себе Ксения Анатольевна, и не то, что думаем о ней мы, а то, что можно подумать, наблюдая за думающими о том, что она о себе думает. Вот где зарыт главный смысл.
Почему история о том, как Ксения Анатольевна чуть было не поссорилась с Чулпан Наилевной, оказалась столь питательна для наших умов? Потому что дарит нам возможность побыть совестливее кого-нибудь из её участниц. В идеале — совестливее обеих.
Быть совестливее — это сейчас тренд такой. Очень нужный, очень важный, чрезвычайно модный — и при этом почему-то совершенно неотрефлексированный. Все делают это, но мало кто отдаёт себе отчёт в том, что именно он делает. А ведь в свете этого тренда совершенно иным видится смысл происходящих в стране событий.
Смотрите: некоторое время назад мы были совестливее Правительства. Потом стали совестливее Церкви. Мы узнали этот солёный вкус и теперь бросаемся с рычаньем на всё, что подаёт признаки жизни.
Вокруг того, что не подаёт, ходим боком, урча и нервно подрагивая, как хищники вокруг свежезарезанной туши. Кто первым набросится? Кто набросится на того, кто первым набросится?
По-научному говоря, осуществляем конкуренцию за дефицитный ресурс.
Конкуренция всегда возрастает за то, чего на всех не хватает. За корм, за самок, за места для гнездовий, за водопой. А тут в роли дефицитного ресурса — совесть. Именно её не хватает. Штуки, отвечающей на вопрос «Как надо жить».
Помнится, в советские времена с «надо» никакой напряжёнки не было. «Надо» было в избытке, на любой вкус. А потом оно вдруг исчезло. Совсем. Мы этого даже и не заметили, только поудивлялись, почему это вдруг стало совершенно невозможно смотреть телевизор, а потом — то ли удивляться перестали, то ли смотреть… Привыкли. Нам и советского запаса «надо» для жизни хватило.
Однако выросло поколение, никогда не пробовавшее этого витамина, и оказалось, что совсем без «надо» людям нельзя. Что его хочется. Что совесть — это удивительно вкусно, игристо и остро. Случайно ли молодые с таким жаром бросились на борьбу с Системой, под которую были специально выращены на мультиках про дядюшку Скруджа и роботов-трансформеров, которая от них ничего, кроме безучастности, не требовала?
Я долго удивлялся, пытал их: «Ну вот не изберут вам Путина. Тебе-то это зачем? Тебе-то с этого что?» Они мне отвечали что-то дико непрагматичное, что-то невозможно прекраснодушное, про будущее детей и жизнь в этой стране.
Может, это такой закон сохранения духовной энергии. Если долго обходиться вообще без совести, неизбежен бурный её прилив. Тогда «по совести» начнёшь даже в туалет ходить, а не то что на какие-нибудь там выборы.
У растений, которым не хватает света, листва тянется туда, где кажется, что его достаточно. В результате искривляется крона. У нас весь этический «нормативный дискурс» сводился к двум-трём вопросам: отношение к гомосексуалистам, отношение к трудовым мигрантам, — в общем, пресловутая толерантность: «Совесть у тебя есть? Ну вот и толеранься, терпи». И вдруг оказалось, что про совесть можно орать. Что ею можно размахивать, можно мериться, у кого больше…
Общество отрастило в направлении несуществующего, отменённого института нравственности гигантскую «свободную валентность». Непонятно, радоваться ли этому, ведь закрыть её по-прежнему нечем, так что неизвестно, что из этой нестабильной структуры получится. Присоседится к свободной валентности что-нибудь не то — и бах, взрыв.
Или будет она в эту пустоту тянуться, пока не обрастёт мускулами и не материализуется в какой-нибудь доселе неведомый социальный орган.
Так уже было, помнится. Мрачные рукастые рыбы ползут на береговую жижу, смышлёно таращатся на окрестные папоротники и хвощи, примериваются, как ловчей обжить этот мир, считают его своим…
Что ж, говорят, эволюция — это когда что ни делается, всё к лучшему.
Не сказать что узнаю, не сказать, что безоговорочно принимаю, но звоном щита на всякий случай приветствую. Трудно жить в Северном округе столицы, где за двадцать лет была построена всего одна поликлиника. Пусть без поликлиник, так хотя бы с совестью будем? По крайней мере, попробуем.
Может быть, и наши 206 тысяч рублей тогда найдутся.
Трение качения
Известно, что волки сбиваются в стаи для охоты на время зимней бескормицы. Волнистые попугайчики компенсируют неуёмной общительностью недостаток пищи и невозможность размножения. Саранча образует походные колонны из-за дефицита белка. А что является причиной ментальных эпидемий людей?
Среди моих знакомых оказалось на удивление много стихийных «несистемных оппозиционеров» белоленточного призыва. Приключившийся с ними коллективный аффект я назвал бы «эпидемией совести».
Их настроения (искренне принимаемые ими за «убеждения») подобны шарику, брошенному в наклонный жёлоб: где жёлоб изгибается, туда они и сворачивают. Маршрут прост: «хотим честные выборы» (поворот), «не хотим Путина» (крутой поворот), «свободу девочкам» (поворот), «хотим другую церковь и Патриарха». Без вариантов. Если в декабре человек сходил на Болотную, в апреле он как пить дать озабочен недостаточной святостью клириков.
Величина трения качения гораздо меньше величины трения скольжения при прочих равных условиях, поэтому качение является самым распространенным видом массового протеста. Катиться по заботливо проложенному для тебя жёлобу легко и приятно — возникает ощущение свободы. Этим ощущением оппозиционеры очень горды. «Свобода, Лев, свобода!.. Жаль, что ты забыл, что это такое».