Уплыть за закат (с илл)
Шрифт:
– Брайни, у меня ноги болят, – сказала я.
– Ну так сними туфли.
– При людях?
– Тебе больше не нужно считаться ни с чьим мнением, кроме моего, да и с моим-то не сильно.
– Благодарствую, сэр, но разуться не смею. Ноги опухнут, и я не смогу потом надеть туфли. Брайни, когда будем жениться в следующий раз, давай убежим.
– Давай. Жаль, что мы и на этот раз не поступили так. Ну и денек!
Я хотела венчаться в полдень, но меня переубедили моя мать, будущая свекровь, священник, жена священника, органист, церковный сторож и все, кому было не лень. Казалось
– Мне очень жаль, Морин, – сказал он, – но в Конституции записано, что у отца невесты никаких прав нет. Он только оплачивает счета да ведет дочь к алтарю. А если он начнет предъявлять права, его посадят под замок.
Ты говорила матери, почему хочешь уехать дневным поездом?
– Да, сэр.
– А она что?
– Она говорит, что все было рассчитано на то, что Смиты приедут в 10:42 – это как раз подходило для свадьбы в четыре часа, а на полдень мы не успевали. Я говорю: "Да ведь Смиты уже приехали, мама". А она мне – что слишком поздно все менять. А я: "Почему это? И почему со мной не посоветовались?" А она мне: "Стой спокойно и не дергайся. Надо переколоть булавку". Отец, это ужасно. Со мной обращаются, как с призовой коровой, которую показывают на ярмарке. И прислушиваются ко мне не больше, чем к той корове.
– Морин, но, возможно, менять что-то в самом деле уже поздно.
Согласен, твое мнение следует учитывать. Но до свадьбы остается меньше двух суток, а уж если Адель упрется, уговаривать ее бесполезно. Мне хотелось бы тебе помочь, но она и меня не послушает. – У отца был такой же несчастный вид, как и у меня. – Стисни зубы и перетерпи как-нибудь. Когда брат Тимберли скажет: "Объявляю вас мужем и женой", тебе уже не надо будет слушать никого, кроме Брайана. А ему ты, как я погляжу, уже продела в нос кольцо, так что это будет не слишком трудно.
– Не думаю, что я продела ему в нос кольцо.
Преподобному Тимберли сказали заранее, чтобы он строго придерживался методистской епископальной службы, без всяких новомодных штучек, и что обручальное кольцо будет только одно. Но этот болван пропустил мимо ушей и то и другое. Венчальную службу он превратил в какой-то пышный ритуал, похожий, должно быть, на те, которые наблюдал у себя в ложе (он был одно время Великим Канцлером у "Рыцарей и Лордов Высокой Горы"). На репетиции ничего похожего не было – я не узнавала вопросов и не представляла, как на них отвечать. Да еще он обратился к нам с поучением, которое было ни к чему и не входило в церемонию венчания.
Обряду не было конца, у меня разболелись ноги (не заказывайте туфли по почте), и корсет меня душил. (Я никогда его раньше не носила, но мать настояла.) Язык чесался сказать брату Тимберли, чтобы он читал по книге и прекратил импровизировать (до поезда оставалось все меньше и меньше времени). Тут он предложил нам обменяться кольцами, и выяснилось,
Брат Тимберли собрался было начать все сызнова, но тут жених, которому вообще-то полагалось говорить только "Да", сказал ему шепотом, слышным не далее чем за сотню ярдов:
– Ваше преподобие, перестаньте толочь воду в ступе и смотрите в книгу – не то я вам медного цента не заплачу.
Пастор хотел было запротестовать, но посмотрел на Брайана и сказал:
– Властью-данной-мне-суверенным-штатом-Миссури объявляю вас мужем и женой! – И тем, думается мне, спас свою жизнь.
Брайан поцеловал меня, мы пошли к выходу, и я запуталась в шлейфе.
Шлейф несла Бет и должна была повернуть с ним налево.
Она не виновата – это я свернула не туда.
– Брайни, ты не захватил кусок свадебного торта?
– Не успел.
– И я тоже. Вспомнила вдруг, что с самого завтрака ничего не ела – и почти не завтракала. Давай пойдем в вагон-ресторан.
– Ладно, сейчас спрошу. – Брайни вышел и вскоре вернулся. – Я узнал, где он.
– Ну и где же – впереди или сзади?
– Сзади, самую чуточку. Его отцепили в Джоплине.
Так что наш свадебный ужин состоял из двух засохших бутербродов с ветчиной, купленных у разносчика, и бутылки содовой на двоих.
Часов в одиннадцать мы добрались наконец до отеля "Льюис и Кларк", где Брайни заказал номер. Извозчик, похоже, и слыхом не слыхивал о такой гостинице, но готов был разыскивать ее, пока лошадь везет. С вокзала он повернул не в ту сторону, а когда Брайни сказал ему об этом, стал спорить, довольно дерзко. Брайни сказал:
– Возвращайтесь на вокзал: мы возьмем другого извозчика.
Ультиматум помог, и мы приехали куда надо.
Как и следовало ожидать, ночной портье тоже слыхом не слыхал о заказе Брайни. Но Брайан никому не позволял над собой измываться и стесняться не стал.
– Я заказал номер три недели назад по почте, – сказал он, – и перевел вам деньги. Вот квитанция, а вот письмо с подтверждением от вашего управляющего. Разбудите его, и прекратим этот глупый спор. – Он сунул письмо под нос портье. Тот посмотрел:
– Ах, так вы тот мистер Смит? Номер для новобрачных? Что же вы сразу не сказали?
– Сказал – десять минут назад.
– Прошу извинить, сэр. Носильщик!
Через двадцать минут я уже нежилась в горячей ванне с мылом – точно как в Чикаго шесть лет назад. Я чуть не заснула там, но вспомнила, что моему мужу тоже нужна ванна, и встрепенулась.
– Брайни, налить тебе ванну?
Ответа не было. Я наскоро вытерлась и обмоталась полотенцем, приняв скандальный и, как я надеялась, соблазнительный вид.
Мой галантный рыцарь спал прямо в одежде, лежа поперек кровати. У самой двери стояло серебряное ведерко с бутылкой шампанского во льду.
Я достала свою ночную рубашку – непорочной белизны и надушенную (матушкину свадебную), и пушистые домашние туфли.
– Брайан. Брайни. Пожалуйста, проснись, дорогой. Я помогу тебе раздеться, сниму покрывало с постели и уложу тебя.