Употребитель

Катсу Алма

— Я не понимаю, почему отец отсылает тебя из дома.

— Он не желает ничего слушать, как мы его ни упрашиваем.

— Мы будем скучать по тебе.

— Мы еще увидим тебя? Ты приедешь к нам на свадьбу? Ты будешь стоять рядом с нами, когда будут крестить наших детей?

Из-за вопросов сестер у меня на глаза набегали слезы. Я нежно поцеловала сестренок в лоб и крепко обняла:

— Конечно, мы увидимся. Я уезжаю ненадолго. Не надо больше плакать, ладно? Столько всего случится, пока меня не будет, что вы даже не заметите, что меня нет рядом с вами.

Сестры плакали и обещали вспоминать обо мне каждый день. Наплакавшись,

они заснули, а я всю ночь пролежала без сна, радуясь этим последним часам покоя.

На рассвете мы подъехали к тому месту, где собирались возницы. Днем раньше они привезли в лавку Уотфордов всякую всячину — муку, отрезы тканей, швейные иглы, чай. Теперь они запрягали лошадей. Шестеро возниц суетились около трех больших фургонов, в последний раз проверяя упряжь. Они смущенно поглядывали на моих родных, сгрудившихся вокруг меня. Сестры и мать крепко обнимали меня, заливаясь слезами. Отец и Невин стояли поодаль — суровые и равнодушные с виду.

Один из возниц кашлянул. Он не хотел нам мешать, но ему нужно было уехать вовремя.

— Тебе пора, Ланор, — сказал мой отец. — Садитесь в повозку, девочки, — велел он сестрам.

Затем он дождался, пока мать в последний раз обнимет меня. Невин помог вознице загрузить мой сундук в пустой фургон. Отец обратился ко мне:

— Это для тебя возможность искупить грех, Ланор. Господь готов дать тебе еще один шанс, поэтому не будь легкомысленна. Мы с матерью станем молиться, чтобы ты благополучно разрешилась от бремени, но даже не думай отказаться от помощи монахинь, которые возьмутся пристроить твоего ребенка в хорошую семью. Я приказываю тебе не оставлять себе это дитя. Если же ты ослушаешься меня, лучше тебе никогда не возвращаться в Сент-Эндрю. Если ты не станешь добропорядочной христианкой, я больше не желаю видеть тебя.

Потрясенная словами отца, я пошла к фургону, где меня ждал Титус. С великой галантностью он помог мне забраться в фургон и сесть на скамью рядом с ним.

— Моя дорогая, мне крайне приятно сопровождать вас до Кэмдена, — произнес он сдержанно, хотя и дружелюбно.

Прежде я не раз слышала, как Титуса передразнивал Джонатан. Я же Титуса не знала совсем, потому что не ходила в школу и слышала о нем только из рассказов Джонатана. Он был приятным пожилым джентльменом, с виду типичный ученый: длинные руки и ноги, небольшой животик, выросший с годами. Почти все волосы у него выпали, а те, что остались, поседели. Его лысину обрамлял серебристый венчик, как у Бенджамина Франклина. Титус был одним из немногих мужчин в городе, кто носил очки. За этими стеклышками в тонкой проволочной оправе его глаза казались совсем маленькими и слезящимися. Летние месяцы Титус проводил в Кэмдене, где обучал детей своего двоюродного брата латыни за кров и еду, поскольку все школьники в Сент-Эндрю трудились на родительских фермах до самой осени.

С нами ехал еще один пассажир — один из лесорубов. Он поранился и возвращался в Кэмден, домой, чтобы подлечиться. Его рука была обмотана чистыми тряпицами. Фургон тронулся с места. Я расплакалась и, заливаясь слезами, стала махать рукой матери и сестрам.

Фургоны, грохоча колесами, выкатились из города. Ком подкатил к горлу, мое сердце до боли сжалось. Я смотрела на городок, тающий вдали, и прощалась со всеми — и с тем единственным, кого я любила.

Глава 13

Дорога

на Форт-Кент

Наши дни

До границы уже не так далеко. Хотя Люк не ездил в эту сторону уже несколько лет — с того раза, когда они семьей выбрались в краткосрочный и не самый веселый отпуск, — он почти уверен, что сможет найти путь без карты. Он выбирает объездные дороги. Так ехать медленнее и дольше, но зато меньше шансов напороться на патрульных или еще каких-то полицейских. Их в этих краях не так много, так что их просто не хватает для патрулирования объездных дорог и маленьких городков. Скоростное шоссе — вот где беда. Лишь скоростные шоссе приносят хоть какой-то доход штату, потому что только там происходят аварии, только там любители быстрой езды могут столкнуться с неуклюжими большегрузными фурами.

Люк крепко сжимает руль одной рукой. Его пассажирка упрямо смотрит только вперед, покусывая нижнюю губу. Сейчас она еще больше похожа на девушку-подростка. Скрывает тревогу под вуалью нетерпения.

— Ну, — говорит Люк, пытаясь немного снять напряженность. — Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

— Пожалуйста, спрашивайте.

— Вы не могли бы сказать мне, каково это… быть такой, как вы?

— Я себя особенной не чувствую.

— Правда?

Ланни откидывается на спинку сиденья и опирается на подлокотник:

— Я не чувствую никакой разницы — по крайней мере, мои дни не отличаются один от другого. Нет ничего такого, на что можно было бы обратить внимание. Я не наделена никакой суперсилой — ничего подобного. Я — не персонаж из книжки комиксов.

Она улыбается, чтобы он не подумал, что задал глупый вопрос.

— Ну а как насчет того, что вы сделали в смотровой палате? Этот разрез… Больно было?

— Не очень. Боль едва ощущается, она притупленная — наверное, так чувствуют боль те, кого оперируют под сильным наркозом. Только тот, кто сделал тебя таким, может заставить тебя по-настоящему ощущать боль. Это было так давно, что я уже забыла, каково это.

— Это с вами сделал кто-то? — недоверчиво спрашивает Люк. — Какой-то человек? Как это произошло?

— Скоро расскажу, — с улыбкой отвечает Ланни. — Наберитесь терпения.

От осознания того, что это чудо сотворено руками человека, у Люка кружится голова. Он словно видит окрестности с другого ракурса, и все кажется ему еще более невероятным, невозможным. Ему кажется, что эта красивая и хитрая женщина его обманывает.

— Как бы то ни было, — продолжает Ланни, — я почти та же, какой была до того момента, за исключением… Знаете, я почти совсем не устаю. То есть физической усталости не чувствую. А вот эмоционально порой устаю очень сильно.

— Что-то вроде депрессии?

— Да, пожалуй, это можно так назвать. Для этого, наверное, много причин. Чаще всего я думаю о тщетности моей жизни, о том, что у меня нет иного выбора, как только жить и жить без конца, день за днем. Какой смысл терпеть эту пытку одной? Разве что только это наказание за все то зло, что я натворила, за то, как я обращалась с людьми? Вряд ли я смогу что-то изменить. Я не могу вернуться в прошлое и исправить совершенные мною ошибки.

Люк ожидал не такого ответа. Он меняет руку на руле, и тот сильно вибрирует под его ладонью. Машина едет по участку дороги, усыпанному гравием.