Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни
Шрифт:
– Слышал, что он сказал? Такого не может быть!
И все соглашались, что да, не может, но учитель тем не менее говорил то же самое ученикам из года в год и ни у кого не хватало духу его поправить.
Но на этот раз я совершил поступок, немыслимый для индийского студента. Когда доктор Кесвани поставил мне десять баллов из ста, я ему возразил.
– Нет, я так просто не уйду, — проговорил я.
Младшие преподаватели и лаборанты с кафедры анатомии поглядели на меня будто на умалишенного.
— Нет, я так просто не уйду, — повторил я. — Я все выучил. Я знаю анатомию брюшной полости. Получил третье место за письменный экзамен. Доктор Кесвани, у меня
Это было как возразить Хулигану Роджеру. Никто не понимал, как теперь быть. Доктор Кесвани удивился и несколько рассердился.
– Ладно, — выдавил он. Задал мне еще пять вопросов, я верно ответил на все пять. — Очень хорошо, — сказал доктор Кесвани. — Я удваиваю вам баллы.
И поставил мне двадцать баллов.
Я вышел из аудитории в ярости, но ничего не мог поделать. Пошел и закатил Дипаку скандал: нечего было жаловаться маме на то, что я-де плохо учусь! Потом позвонил маме и рассказал, к чему привела ее светская беседа в банке. Однако на своем курсе я стал героем — человеком, у которого хватило духу возразить доктору Кесвани.
Самым увлекательным для меня был последний год: нам наконец-то позволили применить теоретические знания на практике, лечить настоящих больных. При Всеиндийском институте есть учебная больница больше чем на тысячу коек. А напротив стоит государственная больница Сафдарджанга — на ту же тысячу коек плюс еще сотни две больных, которые лежат на матрасах на полу. В этих больницах мы наблюдали самых разных больных. Если появлялся больной с необычным диагнозом, мы бежали на обход вместе с нашими учителями. Мы видели тропические болезни, которых в США почти нет, лечили все разновидности туберкулеза, наблюдали больных бешенством и даже проказой. Оказалось, я был прав: медицинская практика — это очень интересно.
Группа у меня была маленькая, однако преподаватели постарались, чтобы мы избрали себе разные специальности. Девушек было больше, чем юношей, и еще 30 % мест было зарезервировано для иностранцев и людей из низших каст. В индуистской системе каст есть и неприкасаемые. Для некоторых из них институт был настоящим культурным шоком. Например, один из таких студентов был родом из маленькой деревушки. Он приходил в ужас при виде девушек-однокурсниц в платьях и юбках европейского образца — ведь подобные наряды открывали ноги, а в его деревне это считалось непристойным. Он очень плохо говорил по-английски и смущался, когда на него смотрели, однако к концу обучения уже прекрасно овладел английским, и мы подружились. И он больше не прикрывал глаза рукой, когда в аудиторию входила девушка в юбке.
Однако ближе всего я подружился с Амитой — лучшей в нашей группе. Я познакомился с ней месяца через полтора после начала первого семестра. В нашем институте есть традиция: первокурсники устраивают концерт для всех остальных студентов. Амита любила музыку и на этом концерте играла на губной гармошке, а публику просила подпевать. Еще она умела играть на гитаре и даже организовала рок-группу. Я решил, что это прекрасная возможность побольше с ней общаться. К сожалению, ни петь, ни играть на музыкальных инструментах я не умел. Когда Амита спросила меня, что я могу, я ответил: «Хлопать и свистеть». На самом деле я умел только хлопать.
Я ходил на все репетиции группы, хотя по большей части просто стоял и глядел. Группа называлась «Мок-Комбо» и играла популярную западную музыку от Элвиса Пресли до «Битлз», а также американские песни в стиле кантри вроде «Долина Красной реки». Мы понятия не имели, что это за Красная река такая,
Еще нас с Амитой объединяло увлечение настольным теннисом. Я играл довольно хорошо, но и она, прямо скажем, неплохо. Настольный теннис в Индии очень популярен. Младшая сестра Амиты была чемпионом страны среди юниоров, так что Амита играла очень много. Дома у нее натягивали сетку поперек обеденного стола. Я был сражен: надо же, очаровательная, умная девушка — и к тому же прекрасно играет в теннис! Я попросил ее стать моей партнершей в соревнованиях смешанных пар на институтском чемпионате. Она согласилась — и мы одержали убедительную победу в финале.
В то время в Индии не было принято ходить на свидания парами. Мы гуляли компаниями. Мы с Амитой обычно ходили в кафе с двумя ее сестрами, а иногда и с мамой — в те дни в этом не было ничего необычного. Однако шло время, и я решил, что пора выводить наши отношения на новый уровень. И пошел поговорить с Амитой.
– Хочу пригласить тебя на свидание, — заявил я. Она спросила, что я намерен делать. — На ужин в ресторан и в кино. — Она спросила, какой фильм я хочу посмотреть (ну ни за что не желала мне подыгрывать!). — Это сюрприз, — ответил я. И мы пошли на «Доктора Живаго», — я уже видел этот фильм и он мне очень нравился.
Постепенно мы познакомились поближе. Амита очень любила Индию — и даже, как я уже упоминал, мечтала работать в министерстве иностранных дел, разъезжать по всему миру и всем рассказывать, как живется в нашей стране и каковы наши ценности. В школе она изучала экономику, но потом ее убедили стать врачом, и она пошла на подготовительные курсы при Институте.
Я обнаружил, что Амита живет более богатой духовной жизнью, чем я. Отец ее был инженер и работал в центральном управлении общественных работ, строил дороги и мосты то в городах, то в труднодоступных сельских районах. Каждые два-три года правительство давало ему новое назначение — совсем как в моей семье. Хотя отец Амиты был человек весьма практического склада, он каждое утро садился в позу лотоса на замшевый коврик, читал «Бхагавад-Гиту» и медитировал. Он практиковал какие-то йоговские техники. Впоследствии и Амита тоже стала подсаживаться к нему и проводить некоторое время в позе лотоса и с закрытыми глазами. Она сказала, что сама не зная, что делает, приобщилась к духовным практикам с самого нежного возраста.
К концу обучения мы с ней решили пожениться. В Индии тогда еще были нередки браки по сговору семей, однако мы с Амитой сами нашли друг друга и полюбили. И ужасно гордились, что мы такие современные индийцы. Я отправился к родителям и сообщил, что мы хотим гражданскую церемонию, а не традиционную многолюдную свадьбу.
Мама, естественно, очень огорчилась.
– Дело не во мне, — объяснила она, — а в твоем дедушке. Он очень опечалится, что ты не следуешь древним традициям.
– Мама, не волнуйся, — ответил я. — Я сам с ним поговорю.
И поговорил с дедом и пообещал ему, что все будет как полагается. На индийские свадьбы обычно приглашают несколько сотен человек. Я сказал деду, что у нас будет пышный прием в модном клубе «Дели Гимхана» — одном из старейших клубов Дели, — и что наш брак благословит жрец. Деда это вполне удовлетворило — он хотел, чтобы мы были счастливы, а больше ему ничего не было нужно.
Итак, все было решено. Но когда мы с Амитой обратились в суд за брачной лицензией, оказалось, что мы еще не вышли годами. В Индии вступать в официальный брак можно только с двадцати одного года. Тогда я снова отправился к родителям.