Управляющий мозг: Лобные доли, лидерство и цивилизация
Шрифт:
Первый раз я встретил Тоби во время одного из моих частых визитов в Сидней, и ещё раз — когда он приезжал в Нью-Йорк. Ему было тогда за тридцать и он был полон противоречий. Тоби сразу поразил меня как человек необычайно интеллигентный и яркий, но в то же время и необычайно незрелый. Не измеряя фактически его интеллектуальный коэффициент, я бы предположил, что он находится где-то в районе 140-150, в «весьма продвинутой» зоне. Но он постоянно оказывался не подготовлен к последствиям своих собственных действий и действий других людей и, по-видимому, был неспособен предвидеть их. События всегда «случались» для Тоби «внезапно», что свидетельствовало о ярчайшем отсутствии предвидения. Тоби обладал поразительным объёмом знаний в поразительно широких областях, которые
Беспокойство было преобладающей чертой личности Тоби, очевидной в каждом взаимодействии. Стремление к действию, движению было очень ощутимо. В каждый момент времени у него была дюжина конкурирующих планов и мыслей, нагромождающихся друг на друга. В группе собеседников он говорил с каждым одновременно, а затем убегал в середине обеда, чтобы заняться чем-то другим. Его телефонные разговоры неизменно и внезапно прерывались на середине предложения словами «Я должен бежать». У него был непостоянный темперамент, со стремительными переменами от мягкого шарма в один момент до клокочущей враждебности в следующий. Наблюдая взаимодействия Тоби с другими людьми, я находил его взрывы возмутительными — экстремальными, не спровоцированными, почти пугающими. И при этом он был столь явно интеллигентен и одарён. Он знал Сидней как свои пять пальцев и был интересным и остроумным гидом.
Все больше у меня складывалось впечатление, что возмутительное поведение Тоби имело свою собственную динамику, что Тоби был вовлечён в него вопреки себе самому и страдал от этого. В результате моя симпатия к Тоби пересилила моё раздражение его выходками. Именно эта комбинация интеллекта и страдания привлекла меня, она делала Тоби привлекательным, несмотря на его очень непривлекательные черты. Тоби вызывал такую реакцию и у других людей. К нему все хорошо относились и он имел много друзей всех возрастов и занятий, которые прощали ему то, что обычно не прощается.
Клиницист во мне все более и более заинтересовывался тем, что я видел. Тоби был явно гиперактивным и возможно также страдал маниакально-депрессивным расстройством. Его настроение менялось постоянно и резко. По ряду поводов Тоби рассказывал о своих «взлётах» и «падениях», подтверждая мои наблюдения. То, что жизнь Тоби состояла из крайностей, между которыми не было промежуточных состояний, было отражено в дневнике, который он вел, сохраняя верность своим литературным наклонностям. Дневниковые заметки заполняли большую книгу с двух концов: «дневная секция» и «ночная секция», описания взлетов и падений Тоби. В этом контексте прошлая история Тоби с наркотиками выглядела отчаянной попыткой самолечения, феномена, нередкого у людей с недиагностированными заболеваниями. Я чувствовал, что должен поговорить с Тоби и посоветовать ему обратиться за профессиональной помощью, но повода не представилось и я улетел из Сиднея без этого разговора.
Я вернулся в Австралию через полгода и Тоби присоединился ко мне за обедом в ресторане «Русский акцент» в Дарлингхерсте (район Сиднея). Он выглядел изменившимся. Как бы читая мои мысли, Тоби начал разговор, перечисляя события нескольких последних месяцев. Тоби сам пришёл к заключению, что с его здоровьем что-то не в порядке и ему требуется профессиональная помощь. Он нашёл психиатра, который назначил ему декседрин, стимулятор из семейства амфетаминов, часто прописываемый
Декседрин подействовал. Тоби продолжал принимать его на всем протяжении моего шестинедельного пребывания в Сиднейском университете в качестве приглашённого профессора, и я мог наблюдать воздействие препарата в нескольких социальных ситуациях (включая посещение Стены Плача). Тоби выглядел более спокойным, более вдумчивым, менее склонным к спорам и уже не гиперактивным. Не было скачущих, соперничающих или конфликтующих идей и не было импульсивных изменений настроения каждые пять минут. Не было лихорадочной смены одной активности на другую. Тоби был в состоянии на протяжении всего обеда сидеть спокойно и расслабленно — то, чего ему не удавалось раньше; и теперь уже я заканчивал наши телефонные разговоры словами «Я должен идти». Его настроение более не металось от одной крайности к другой и большую часть времени находилось там, где оно должно было быть, на приятном, нейтральном уровне. Впервые с тех пор, как я познакомился с Тоби, его поведение было предсказуемо и нормально. Способность Тоби к организованному, целенаправленному поведению также явно улучшилась. Он уже не производил впечатления незрелости, а говорил и действовал более или менее зрелым образом.
Как я узнал позднее, через три месяца после начала лечения у Тоби развилась депрессия, известный эффект декседрина. Он был переведён на литий, но чувствовал себя «безжизненным», его «мыслительные процессы замедлились». С согласия своего доктора, Тоби решил полностью прекратить приём лекарств. Вместо этого он присоединился к группе поддержки и обратился к поддерживающей психотерапии. Он чувствует, что понимание своего заболевания даёт ему власть над ним, и он, в целом, стал счастливее. Сейчас, во время написания этой книги, улучшение сохраняется. Похоже, что Тоби победил своих демонов и успешно восстановил себя.
Впервые в своей жизни Тоби был в состоянии реализовывать замыслы более или менее систематическим и методическим образом. Он купил ферму и постепенно превращает её в процветающий садоводческий бизнес. Впервые в своей жизни он получает значительный, постоянный доход. В конце моего последнего визита в Австралию Тоби появился с полудюжиной бутылок моего любимого австралийского красного вина, большей частью ширазского букета, в качестве прощального подарка. Вино было молодым и должно было дозревать от четырёх до пяти лет, и Тоби счёл важным указать мне на это. «А ты сам можешь отложить удовлетворение на столь долгий срок?», — спросил я. «Теперь могу», — последовал ответ.
Как друг, я был рад видеть успех Тоби. Как профессионал, я нахожу показательным, что гиперактивность и нарушение внимания были столь тесно переплетены в этом исключительно ярком индивиде с классическими признаками орбитофронтальной дисфункции: плохое планирование и предвидение в сочетании с импульсивностью и аффективной лабильностью. Я смог также лучше понять прошлое пристрастие Тоби к наркотикам. Люди с различными биохимическими дисбалансами нередко прибегают к самолечению, как правило с приносящими вред результатами (хотя, по-видимому, в жизни Тоби на улице было много факторов, которые способствовали его многочисленным пристрастиям). А затем, после успешного лечения, эти симптомы исчезли, или по крайней мере уменьшились. Хотя мы полностью не понимаем, как работает декседрин (или также риталин, аддерал или другие стимуляторы, используемые для лечения СДВГ), он каким-то образом помогает усилить хрупкие связи лобных долей с другими частями мозга.
Жизнь Тоби продолжает оставаться борьбой, где победы перемежаются болезненными поражениями. Проблема не исчезла, но он научился управлять ею, по крайней мере до некоторой степени. Знание того, что эта проблема является биохимической, помогает Тоби справляться с ней и устраняет вину и стыд. Он больше не воспринимает это как изъян своего характера, но просто как клинический симптом. Тоби научился справляться с ним и побеждать.
Подёргивания и подшучивания