Упрямая гувернантка
Шрифт:
Виктория нахмурилась.
— Мария, мне кажется, вы умышленно хотите меня запутать, — беспомощно воскликнула она.
Мария подняла брови.
— Возможно, фройляйн, возможно. — Она пожала плечами. — Во всяком случае, с тех пор барон стал другим человеком.
Виктория отвернулась, раздумывая над словами домоправительницы. Судя по ее настроению, ей кажется, что она уже слишком много сказала, но Виктория не могла догадаться об остальном. Конечно, она могла строить гипотезы. Найти убедительную причину, почему они не могли быть законно женаты. Но, Боже, почему
— Мария, — наугад сказала она, — барон не любит длинные волосы? — В такой форме вопрос прозвучал нелепо, и она смущенно ждала реакции.
Мария подняла голову, на ее лице появилось суровое выражение:
— У матери Софи длинные волосы. Думаю, когда герр барон видит длинные волосы, он думает о ней!
Следующие несколько дней Виктория мало видела барона. Фройляйн Шпигель не уехала, как ожидалось, через два дня. И если для Виктории причины ее задержки оставались туманными, то Софи все было ясно.
— Она змея, эта женщина, — объявила девочка однажды, когда Виктория проверяла ее сочинение.
Виктория взглянула на нее в удивлении. Софи хмурилась, на время забыв о занятиях.
— Полагаю, речь не обо мне, — как можно беззаботнее сказала она.
— Конечно нет. Вы знаете, о ком я говорю. Эта Шпигель! — Софи скорчила гримасу.
Виктория отложила ручку:
— Как ты можешь так поспешно судить, Софи? Ты ее совсем не знаешь.
Софи фыркнула:
— Я знаю, что она остается в Райхштейне, потому что думает, будто папа полюбит ее и женится.
Слова девочки отозвались острой болью в душе Виктории.
— Софи, ты слишком торопишься, — сказала она: — Я уверена, что фройляйн Шпигель не удовлетворится замкнутым образом жизни, который мы ведем в Райхштейне. Ей необходимо общество. Кроме того, следует учитывать ее работу.
Софи тяжело вздохнула.
— Разве не ясно, — дерзко воскликнула она, — ей никогда и в голову не приходило оставаться в Райхштейне! Она, наверно, ждет, что папа продаст все и поедет жить с ней в Вену иди куда-то еще.
Виктория облизала сухие губы:
— Я совершенно уверена, что твой отец такого не допустит. Он любит Райхштейн. Это его дом, его наследство! Не могу вообразить, что какая-то женщина способна склонить его к продаже имения.
Софи нахмурилась:
— Вы так думаете?
— Конечно. Господи, если бы он хотел продать, он давно бы это сделал.
— Я знаю, но тогда не было фройляйн Шпигель.
— Конечно, была. Твой отец сказал мне, что знает фройляйн Шпигель много лет, еще до… до женитьбы на твоей матери.
Лицо Софи потемнело.
— Он не женился на матери.
— Разумеется, женился. Мне сказала Мария, — с досадой воскликнула Виктория.
Софи снова фыркнула.
— Но это не считается, — уныло возразила она. — Видите ли, моя мать уже была замужем. За кем-то еще.
Виктория почувствовала, как стремительно бледнеет.
— Ох, — невпопад сказала она.
Софи втянула голову в плечи:
— Вряд
Виктория молча покачала головой.
— Я так и думала. Все равно… — Софи опустила голову и занялась изучением ногтей. — Мне безразлично. Мне никто не нужен!
Виктория встала.
— Не драматизируй, Софи, — посоветовала она. — Скажи спасибо, что у тебя есть хотя бы один родитель.
Софи покачала головой.
— А он есть? — уныло спросила она, и Виктория снова села.
Откровения девочки не выходили у нее из головы. Если Софи сказала правду, а причин думать иначе нет, это многое объясняет. Полупрозрачные намеки стали твердыми фактами, и Виктория начала понимать причину проблем, возникших у барона с дочерью. Очень плохо, что Софи знает о том, что произошло. Проще объяснить это в более старшем возрасте. У девочки слишком живое воображение, чтобы доверять ей такое знание. Возникал очевидный вопрос: что Софи думает о том, какое место она занимает в доме? И почему предыдущее замужество матери не расторгли, когда оно раскрылось, и родители Софи не воссоединились заново?
— Софи, скажи, а давно ты знаешь о матери? Кто тебе сказал? — спросила Виктория.
Софи удивленно подняла голову.
— Она сама, конечно. Мать меня не любила, не хотела меня. Она так и сказала. Я всегда была помехой на ее пути… — Девочка замолчала, словно собираясь с духом, затем продолжала: — Однажды я разбила флакон духов. Как ваш, который я уронила. Только ваш не разбился. А ее разбился. В нем почти не было духов, но она рассердилась. «Я не специально», — сказала я, но она меня не слушала. Какими только словами она меня не называла, ужасными словами! Я не знала и половины, но потом прочитала в словаре. Думаю, тогда я начала понимать, что у нас нет нормальной семьи.
— Ты говорила отцу? Я хочу сказать… он знал, как с тобой обращается мать?
Софи пожала плечами:
— Наверное. Я не знаю. Он держался в стороне. Эльза его тоже доставала. Она сделала его жизнь кошмаром, я это видела. Иногда… иногда я хотела, чтобы она уехала навсегда, но она все время возвращалась.
— Думаешь, и еще вернется?
Софи потянула себя за косичку:
— Вряд ли. Надеюсь, что нет.
Виктория опустила голову. Постепенно, очень постепенно она многое начала понимать в Софи.
Но девочка уже поняла, что вела себя слишком открыто, слишком дружески по отношению к гувернантке, которая всего-навсего очередной чужак в их доме. Уже другим тоном она сказала:
— В любом случае, как я сказала, папа от нее избавился!
Виктория вздохнула:
— Путем заключения ее в северную башню, как я понимаю.
— Да! — вскинула голову Софи.
Виктория издала негодующий возглас:
— Честно, Софи, я думала, ты меня лучше знаешь! Неужели ты воображаешь, что я поверю всей этой чепухе? Ты все выдумала, только чтобы напугать меня! Разве не видишь, как нелепо это звучит от девочки твоего возраста? Ты уже выросла из сочинения волшебных сказок, Софи. Ты разве не говорила, что уже почти вошла в отроческий возраст?