Упрямая Золушка
Шрифт:
— Ты не возражаешь, золотко?
В один из моментов, когда Трейси и Энтони удалось некоторое время побыть наедине, он печально покачал головой и произнес:
— Какие жертвы нам приходится приносить ради этого благородного дела!
Конечно, Трейси тоже была занята весь вечер. Она не испытывала недостатка в партнерах и со всеми гостями, с кем могла, обсуждала сбор пожертвований. Однако в конце концов разочарование из-за того, что она все время видела Энтони в окружении толпы поклонниц, стало слишком досаждать ей,
Стояла лунная ночь, теплая и благоуханная, с легким ароматом жимолости, носящимся в воздухе, и небом, усыпанным сверкающими звездами. За бетонной дорожкой, на которой стояла Трейси, отбрасывал тень самолет Клейтона Уэста. Девушка понимала, что не должна злиться на Энтони, поскольку ни один из них не может себе позволить оттолкнуть кого-либо, обладающего достаточным количеством денег, чтобы поддержать балет. Но черт побери, она злилась!
— Загадываешь желание, глядя на падающие звезды, дорогая?
Трейси подпрыгнула, почувствовав сильные руки мужчины на своих плечах и услышав его хрипловатый голос за спиной. Его пальцы раздвинули ее волосы, и она ощутила на шее прикосновение его губ, что заставило ее вздрогнуть.
— Неужели тебе удалось вырваться из своего сладкого плена? — спросила она.
— Ты злишься на меня, правда?
— Я? Злюсь? С чего ты взял?
— Дорогая, я поступаю так ради балета.
— О да, ты героически жертвуешь собой со всеми этими красотками. Расскажи, а как ты с ними познакомился?
— Они подружки Эстелл.
— Прекрасно. — Она стряхнула его руки.
— Трейси, что касается Эстелл… — запинаясь, проговорил он.
Она резко повернулась, чтобы взглянуть на него:
— Оставь это, Энтони.
— Оставить?
— Забудь, если это тебе больше нравится.
Теперь он выглядел раздраженным.
— Послушай, Трейси, если бы не это твое ирландское упрямство, если бы ты послушала меня хоть минутку, то ты бы поняла, что Эстелл не представляет никакой опасности…
— Ха!
— А что касается Триш и ее подружек, то они все хотят купить билеты на вечер у бассейна у Эллингтона.
— Ой, огромное тебе спасибо, Энтони. Ты тоже там будешь?
— Мы будем там вместе.
— А вдруг ты там утонешь? — Трейси внезапно рассмеялась: ситуация показалась ей абсурдной. — Скажи мне, Дон Жуан, есть ли тут хоть одна женщина, которой не хотелось бы запрыгнуть к тебе в кровать?
Это его позабавило.
— А как насчет тебя?
— Что ты имеешь в виду «насчет тебя»?
— Ты не хочешь запрыгнуть ко мне в кровать?
— Я и так сплю в твоей кровати, забыл?
— Думаю, она теперь стала ничьей. Не успела Трейси ответить, как на бетонную дорожку выскочила Триш.
— Энтони, дорогой, они играют нашу песню! — И, схватив за рукав, она развернула его, бросив через плечо знакомое: — Ты ведь не возражаешь, золотко?
— Я возражаю, — сквозь сжатые зубы
Девушка вошла в ангар и смешалась с толпой танцующих. Она отыскала Триш и Энтони, похлопала Триш по плечу и любезно произнесла:
— Я возражаю, Триш.
Не давая ей возможности ответить, Трейси крепко взяла Энтони за руку и оторвала его от огорченной рыжей девицы. Несколько мгновений они с Энтони вальсировали молча, хоть он и смотрел на нее с веселым удивлением. «Кажется, я лишила его дара речи!» — с удовлетворением подумала Трейси.
Они двигались под музыку вальса, как будто были созданы друг для друга и их тела идеально подходили друг другу. Трейси крепко прижимала Энтони к себе, наслаждаясь прикосновением его мускулистой груди, этим возбуждающим теплом, от которого ее соски всегда покалывало. Она вдыхала его запах, находя его еще более соблазняющим из-за легкой примеси дыма и пота. Ей нравилось, как нежно поблескивали его темные глаза и как свет падал на правильные черты его лица и плясал в густых волосах.
Наконец, когда они повернули за угол и оказались подальше от шумного оркестра, он заговорил:
— Да, тебе можно, Трейси.
— Прошу прошения? Что мне можно?
— Ну ты же попросила, верно?
— Что попросила?
— Станцевать с тобой этот танец. — Он рассмеялся. — Разве ты не знаешь, как он называется? Это «Можно, я буду танцевать с тобой до конца жизни?».
Трейси молчала всю дорогу домой, хотя не возражала, когда Энтони пошел проводить ее. Наверху они смущенно стояли в комнате, пока он не спросил:
— Я по-прежнему в немилости, Трейси?
Она не ответила, но почувствовала, что с трудом удерживает улыбку. Он был таким красивым в обтягивающих джинсах и хорошо сидящей клетчатой рубашке, а его глаза глядели так искренне и беззащитно, что она вынуждена была смягчиться:
— Ну, думаю, ты не виноват в том, что такой неотразимый, — во всяком случае, не только ты в этом виноват.
— Послушай, Трейси, мне понадобилось бы мачете, чтобы отбиваться от всех этих дамочек. А как ты думаешь я себя чувствовал, когда ты танцевала с тем банкиром под музыку «Детка надела свои синие джинсы»?
— С ним? Да он такой старый, что годится мне в сладкие папочки.
— Вот этого я и боялся.
— О, на какие только жертвы приходится идти ради этого благородного дела, — трагическим голосом проговорила она, повторяя его собственные слова. — Даже на то, чтобы танцевать с банкирами под песню «Детка в джинсах».
Он подошел к ней ближе.
— Детка, если бы ты видела то, что я, когда вижу тебя в джинсах, то ты бы ни на минуту не усомнилась в том, с кем я хотел бы быть и сегодня днем, и сегодня ночью.