Упрямец Керабан
Шрифт:
— А вы уверены, хозяин, — спросил Бруно, — что мы не ошиблись дорогой? Это в самом деле столица Турции? Вдруг мы уехали в противоположную сторону, и это вовсе не Золотой Рог, а Темза со своими бесчисленными пароходами? Смотрите, вон та мечеть — не Святая София, а Святой Павел! Это Константинополь? Никоим образом! Это Лондон!
— Успокойся, Бруно, — похлопал слугу по плечу ван Миттен. — Мне кажется, что ты слишком нервничаешь для голландца. Будь спокойным, терпеливым, флегматичным, как твой хозяин, и не удивляйся ничему. Мы покинули Роттердам из-за… того, что ты знаешь…
— Да! Да! — поспешил согласиться Бруно.
— Мы добирались через Париж, Сен-Готард [42] ,
— Однако… — попытался возразить слуга.
— Прошу, даже приказываю тебе не допускать таких шуток в присутствии моего друга Керабана. Обидится, чего доброго! Начнет спорить, заупрямится…
42
Сен-Готард — перевал в горах Альпы, в Швейцарии. Высота 2108 м. Шоссе на высоте 1100 м. Туннель длиною около 15 км.
43
Бриндизи — город и порт в Южной Италии, на берегу Адриатического моря.
44
Пакетбот — почтово-пассажирское морское судно.
— Постараюсь, хозяин, — ответил Бруно. — Но раз уж нельзя здесь освежиться, то, я думаю, закурить трубку не возбраняется? Вы не возражаете?
— Нет, Бруно. Для меня, торговца табаком, нет ничего более приятного, чем вид человека с трубкой. Жаль, что природа дала нам только один рот. Правда, есть еще нос, чтобы нюхать табак…
— И зубы, чтобы его жевать, — дополнил Бруно. Разговаривая таким образом, он набил свою огромную трубку из раскрашенного фарфора, зажег и с видимым удовольствием сделал несколько затяжек.
В этот момент на площади появились уже знакомые нам приятели — турки, которые протестовали против ограничений рамадана. И тот из них, который не постеснялся закурить сигарету до заката, заметил Бруно, прогуливающегося с трубкой во рту.
— Ей-богу, — сказал он своему спутнику, — вот еще один из этих проклятых иностранцев, он осмеливается пренебречь запрещением Корана! Я этого не потерплю…
— Потуши, по крайней мере, свою сигарету, — заметил второй.
— Да.
И, отбросив сигарету, он направился прямо к достойному голландцу, никак не ожидавшему подобного вмешательства.
— С пушечным выстрелом, — процедил сквозь зубы турок и грубо вырвал у чужестранца трубку.
— Э, моя трубка! — запротестовал Бруно. Хозяин безуспешно пытался удержать его.
— С пушечным выстрелом, христианская собака!
— Сам ты — турецкая собака!
— Спокойно, Бруно, — урезонил его ван Миттен.
— Пусть он, по крайней мере, отдаст мою трубку! — кипятился Бруно.
— С пушечным выстрелом! — повторил турок в последний раз, и трубка исчезла в складках его кафтана.
— Пошли, Бруно, — сказал ван Миттен. — Никогда не нужно оскорблять обычаи страны, по которой путешествуешь.
— Воровские обычаи!
— Пошли, говорю я тебе. Мой друг Керабан не появится на этой площади раньше семи часов. Продолжим прогулку; придет время, и мы встретимся с ним.
И ван Миттен увлек за собой Бруно, вконец раздосадованного потерей трубки, которой он, как заядлый курильщик, очень дорожил.
А в это время турки говорили друг другу:
— Эти иностранцы думают, что им все можно.
— Даже курить до захода солнца!
— Дать тебе огня? — спросил один.
— Давай, — ответил другой и зажег сигарету.
Глава вторая,
45
Интендант — здесь: торговый агент, представитель фирмы.
В то время, как ван Миттен и Бруно шли по набережной Топ-Хане, некий турок появился со стороны моста Валиде-Султане, соединяющего Галату через Золотой Рог со Старым Стамбулом, быстро обогнул угол мечети Махмуда и остановился на площади.
Было шесть часов. В четвертый раз за день муэдзины [46] поднялись на балконы минаретов. Их голоса медленно плыли над городом, призывая правоверных к молитве и посылая в пространство священную формулу: «Ля иляха илля-ллах ва Мухаммадум расулю-ллах!» («Нет никакого божества, кроме Аллаха, и Мухаммад — посланник Аллаха!»)
46
Муэдзин — глашатай, призывающий с вершины минарета верующих к молитве. (Примеч. перев.)
Турок оглядел редких прохожих, а затем стал нетерпеливо всматриваться в улицы, выходящие на площадь, стараясь увидеть, не идет ли тот, кого он ожидал.
— Этот Ярхуд не придет-таки, — бормотал турок. — Хотя и знает, что обязан быть здесь в условленный час.
Он прошелся еще несколько раз по площади, приблизился к северному углу казармы Топ-Хане, посмотрел в сторону мастерской по литью пушек, топнул ногой как человек, который не любит ждать, и вернулся к кофейне, в которой напрасно надеялись отдохнуть ван Миттен и его слуга. Затем незнакомец присел к одному из свободных столиков, ничего не прося у хозяина, так как хорошо знал, что еще не наступило время для подачи разнообразных напитков оттоманских винокурен.
Этот турок был не кем иным, как Скарпантом, интендантом господина Саффара — богатого оттомана, жившего в Трапезунде [47] , той части азиатской Турции, которая образует южное побережье Черного моря. Господин Саффар путешествовал по южным районам России. Побывав затем и на Кавказе, он собирался вернуться в Трапезунд, в полной уверенности, что Скарпант, которому он не так давно кое-что поручил, добился полного успеха. Саффар никогда и мысли не допускал, что кто-либо из служащих может потерпеть неудачу при выполнении важного задания. Его задания! Он любил показывать могущество, которое всюду и везде давали ему деньги, что называется, распускал павлиний хвост, с той характерной хвастливостью, что присуща малоазиатским набобам. Интендант его, о котором уже упоминалось, был, в свою очередь, человеком дерзким, не отступающим ни перед какими препятствиями, готовым правдами и неправдами удовлетворять любые прихоти своего хозяина. Именно для этого Скарпант прибыл в этот день в Константинополь и ждал теперь в условленном месте некоего мальтийского [48] капитана — субъекта такого же сорта, что и он сам.
47
Трапезунд — турецкий вилайет (область) и город на северо-востоке Малой Азии. Ныне называется Трабзон.
48
Мальтийский — относящийся к острову Мальта, в центральной части Средиземного моря, принадлежавшего с 1800 года Великобритании. С 1964 года — независимое государство.