Упрямец Керабан

Верн Жюль Габриэль

— И столько курили, — подсказал ван Миттен.

— Да, курил… как заводская труба. И я вас спрашиваю: есть ли что-нибудь лучшее в мире?

— Конечно нет, друг Керабан.

— Вот уж сорок лет, как я курю, друг ван Миттен, и верен своему чубуку и наргиле! Вот и весь мой «гарем». Нет женщины, которая стоила бы трубки табака!

— Вполне согласен с вашим мнением, — заметил голландец.

— Кстати, — снова заговорил Керабан, — коль скоро вы мне попались, я вас больше не покину. Сейчас подойдет каик, чтобы перевезти нас через Босфор. Будем обедать на моей вилле в Скутари…

— Но…

—

Да, я вас увожу, повторяю. Вы что же, собираетесь теперь церемониться со мной?

— Нет, я согласен, друг Керабан! — поспешил согласиться ван Миттен. — Принадлежу вам душой и телом.

— Вы увидите, — продолжал негоциант, — какое очаровательное жилище я себе создал под черными кипарисами, посреди склона холма Скутари, с видом на Босфор и всю панораму Константинополя. А! Настоящая Турция находится все же на азиатском берегу! Здесь — Европа, а там Азия. И наши прогрессисты в рединготе еще далеки от того, чтобы насадить и на том берегу свои идеи. Они утонули бы, пересекая Босфор. Итак, мы обедаем вместе!

— Вы делаете со мной все что хотите.

— И не надо этому мешать! — притворно нахмурился Керабан.

Затем, повернувшись, он спросил:

— А где же мой слуга? Низиб! Низиб!

Лакей, который прогуливался вместе с Бруно, услышал голос хозяина, и тут же оба прибежали.

— Ну, — спросил Керабан, — этот каиджи так и не появится со своим каиком?

— Со своим каиком… — повторил Низиб.

Я непременно прикажу бить его палками! — воскликнул Керабан. — Да, сто ударов палками.

— О! — воскликнул ван Миттен. Пятьсот!

— О! — покачал головой Бруно.

— Тысяча! Если мне противоречат!

— Господин Керабан, — заговорил Низиб, — я вижу вашего каиджи. Он только что отплыл от Серая и через десять минут причалит к лестнице Топ-Хане.

Негоциант выходил из себя, сжимал от нетерпения руку ван Миттена. А тем временем Ярхуд и Скарпант непрерывно наблюдали за ним.

Глава четвертая,

в которой господин Керабан, упрямясь еще более, чем обычно, оказывает сопротивление оттоманским властям.

Тем временем каиджи прибыл и уведомил господина Керабана, что каик ждет его у лестницы.

Тысячи каиджи насчитываются на водах Босфора и Золотого Рога. Их двухвесельные лодки из буковых или кипарисовых досок, с резьбой и раскраской внутри, ровно удлиненные спереди и сзади, чтобы двигаться, при необходимости, в любом направлении, похожи на полозок в пятнадцать-двадцать футов [63] длиной. Необычайно приятно — наблюдать, с какой быстротой эти стройные суденышки скользят, пересекают путь, обгоняют друг друга в этом великолепном проливе, разделяющем побережья двух континентов. Солидная корпорация каиджи занимается своим ремеслом на просторах от Мраморного моря до замка Европы и замка Азии, которые возвышаются один напротив другого на севере Босфора.

63

Фут — мера длины, равная 12 дюймам, или 30,479 см.

Чаще всего каиджи —

это милые люди в фесках, одетые в буруджук, нечто вроде рубашки из шелка, в йелек яркой расцветки, обшитый сутажом их золотой вышивки, и штаны из белой хлопковой ткани.

Если каиджи господина Керабана — тот, который каждый вечер отвозил его в Скутари, а утром доставлял назад, если этот человек был плохо встречен из-за опоздания на несколько минут, то что теперь делать! Флегматичный моряк, впрочем, не слишком и взволновался, хорошо понимая, что такому превосходному клиенту следует дать покричать. Поэтому он ничего не ответил, а только указал на пришвартованный к лестнице каик.

Итак, господин Керабан направлялся к лодке. Его сопровождал ван Миттен, а за ним следовали Бруно и Низиб. В это время в толпе на площади Топ-Хане произошло некоторое замешательство.

Негоциант остановился:

— В чем дело?

И тут на площади появился начальник полиции квартала Галата, окруженный стражниками, которые раздвигали толпу. Его сопровождали барабанщик и трубач. Один — производил грохот, другой — призывно трубил, и толпа, состоявшая из разнородных (азиатских и европейских) зевак, мало-помалу стала успокаиваться.

— Еще какое-нибудь бессмысленное воззвание! — пробормотал господин Керабан тоном человека, который везде и всегда умеет постоять за свои права.

Начальник полиции достал бумагу с печатями и громким голосом зачитал следующее постановление:

«По приказу Мушира, председателя Совета полиции, начиная с сего дня установлен налог в десять пара [64] на каждого, кто захочет переправиться через Босфор, направляясь из Константинополя в Скутари или из Скутари в Константинополь, как на каиках, так и на других парусных или паровых судах. Отказавшийся уплатить этот налог подлежит тюремному заключению и штрафу.

64

Пара — мелкая турецкая монета. (Примеч. перев.)

Составлено во дворце шестнадцатого числа текущего месяца.

Подписано: Мушир».

Недовольный ропот раздался в ответ на новый побор, равный приблизительно пяти французским сантимам с человека.

— Хорош новый налог! — воскликнул один старый турок, который, однако, давно уже должен был бы привыкнуть к финансовым капризам падишаха.

— Десять пара! Цена полчашки кофе! — подхватил другой.

Начальник полиции, хорошо знавший, что в Турции, как и всюду, пороптав, все же будут платить, уже собрался уйти с площади, когда господин Керабан приблизился к нему.

— Итак, новый налог для всех, кто захочет переправиться через Босфор? — спросил торговец.

— По указанию Мушира, — ответил начальник полиции.

Затем он прибавил:

— Как? Это возражает богач Керабан?

— Да, богач Керабан.

— У вас-то ведь все благополучно, господин негоциант.

— Все благополучно… как и у собирателей налогов. Итак, это постановление подлежит исполнению?

— Безусловно… Сразу же после оглашения.