Упрямец Керабан
Шрифт:
— К вашим услугам… прекрасная Сарабул! Я полностью к вашим услугам! — ответил ван Миттен.
При этом в уме он непрерывно повторял фразу: «Как же мне растолковать ей, что к чему?»
В это время, отведя богатую драпировку от окна, молодая цыганка весело закричала:
— Посмотрите! Посмотрите! В Скутари большое оживление. Будет очень интересно погулять здесь сегодня.
Все гости виллы подошли взглянуть.
— В самом деле, — сказал хозяин виллы. —
— Да, — отозвался Селим, — в городе праздник.
— Очень надеюсь, что это не помешает нашей свадьбе, — заметил Ахмет.
— Нет, конечно, — заверил господин Керабан. — Она состоится во время этого празднества, которое, кажется, дано в честь нашего друга ван Миттена!
— Он будет смеяться надо мной до бесконечности, — пробормотал голландец. — Но это у него в крови! Не стоит сердиться.
— Друзья мои, — оживился Селим, — займемся сейчас самым главным нашим делом! Сегодня последний день…
— Не будем забывать об этом! — подтвердил негоциант.
— Я сейчас пойду к судье Скутари, — продолжал Селим, — чтобы подготовить контракт.
— И мы с вами! — вскочил Ахмет. — Вы знаете, дядя, что ваше присутствие необходимо?
— Почти так же, как и твое! — воскликнул Керабан, подкрепляя свой ответ громким добрым смехом.
— Да, дядя… даже еще более необходимо, если хотите… учитывая, что вы — опекун.
— Итак, — заключил Селим, — через час отправляемся к судье Скутари!
И он вышел из салона в тот момент, когда Ахмет прибавил, обращаясь к девушке:
— Затем, после подписания контракта у судьи, милая Амазия, — посещение имама. Он прочитает нам лучшую молитву… затем…
— Затем… мы поженимся! — воскликнула Неджеб, как если бы речь шла о ней.
— Милый Ахмет! — прошептала невеста.
Тем временем благородная Сарабул вторично подошла к ван Миттену, который, становясь все более и более задумчивым, сидел в другом углу салона.
— Почему бы нам не прогуляться до Босфора в ожидании этой церемонии? — спросила она.
— До Босфора?.. — ответил вопросом на вопрос ван Миттен с тупым видом. — Вы говорите о Босфоре?
— Да, о Босфоре, — вмешался господин Янар. — Можно подумать, что вы не понимаете.
— Нет… нет!.. Я готов, — сказал ван Миттен, ощутив мощную руку своего шурина.
— Да… о Босфоре! Но до этого я желал бы… я хотел бы…
— Вы хотели бы? — повторила Сарабул.
—
— Переговорить частным образом?
— Пусть так! Тогда я вас оставлю, — сказал Янар.
— Нет… оставайтесь, брат, — остановила его Сарабул, пристально смотря на своего жениха. — Останьтесь! Я предчувствую, что ваше присутствие не будет бесполезным.
— Интересно, как он вывернется, бедняга, — прошептал Керабан на ухо племяннику.
— Это будет трудно! — вздохнул Ахмет.
— Поэтому не будем уходить далеко отсюда, чтобы поддержать ван Миттена, если потребуется.
— Его наверняка растерзают, — пробормотал Бруно.
Господин Керабан, Ахмет, Амазия и Неджеб, Бруно и Низиб направились к двери, оставляя свободным пространство для боя.
— Смелее, ван Миттен! — сказал негоциант, проходя мимо своего друга и пожимая ему руку. — Я не уйду далеко и буду наблюдать за вами из соседней комнаты.
— Решайтесь, хозяин, — добавил Бруно, — или берегитесь Курдистана!
Через минуту благородная курдчанка, ван Миттен и господин Янар остались одни в салоне, и голландец, потирая свой указательный палец, меланхолично прошептал:
— Не знаю, как и начать.
— Что вы хотите сказать нам, господин ван Миттен? — спросила без околичностей Сарабул достаточно сдержанным тоном.
— Да, говорите, — произнес Янар несколько более суровым голосом.
— Не присесть ли нам? — предложил ван Миттен, чувствуя, как у него подгибаются ноги.
— Все, что можно сказать сидя, можно сказать и стоя! — ответила Сарабул. — Мы слушаем вас!
Ван Миттен призвал на помощь все свое мужество и начал следующей путаной фразой:
— Прекрасная Сарабул, будьте уверены, что… с самого начала… и даже вопреки себе… я сожалею…
— Вы сожалеете? — спросила властная женщина. — О чем вы сожалеете?.. Не о вашем ли браке? Но он, в конце концов, является справедливым возмещением…
— О! Возмещение… возмещение! — отважился вполголоса сказать ван Миттен.
— И я тоже сожалею… — с иронией ответила Сарабул, — да, конечно.
— А! Вы сожалеете?
— Я сожалею, что тот дерзкий, кто проник в мою комнату в караван-сарае Рисара, не был ни господином Ахметом…
Она, разумеется, сказала правду, и ее сожаления вполне понятны.
— …ни даже господином Керабаном! — прибавила она. — По крайней мере, я вышла бы замуж за мужчину…
— Хорошо сказано, сестра! — вмешался господин Янар.
— Вместо…