Упрямица

Хенке Ширл

– Но я хозяйка Гран-Сангре, а ты лишь грязная судомойка! – выкрикнула, не сдержавшись, Мерседес.

Николас, застигнутый врасплох, растерянно оглянулся и увидел охваченное пожаром, раскрасневшееся лицо супруги и молнии, вспыхивающие в ее глазах.

С угрожающим видом, словно грозовая туча, она надвигалась на него.

«А кошечка-то, оказывается, ревнива!» – подумал он.

Как ни странно, зрелище это приподняло его настроение. Он состроил насмешливую мину, наблюдая, как учащенно вздымается и опускается ее грудь в припадке справедливой

ярости.

Мерседес была одета в простое голубенькое платье из льняной ткани с высоким воротом под горло, обшитым белой полоской кружев. Но этот скромный наряд, плотно облегающий округлости ее фигуры, производил совсем обратный эффект, чем тот, которого, видимо, добивалась его хозяйка.

Он лукаво улыбнулся, давая ей понять, что догадался о сжигающей ее ревности.

Любовница Лусеро, быстро оправившись от испуга, вызванного внезапным появлением хозяйки, тут же заявила:

– Ты не позволишь ей меня наказать, Лусеро! Ты – патрон Гран-Сангре!

– Да, милая Сенси! Я патрон. – Он даже не взглянул больше на Инносенсию, целиком поглощенный созерцанием разъяренной супруги. – Иди на кухню. Уверен, что Ангелина найдет тебе занятие.

Он небрежно похлопал ее по руке, как бы успокаивая, а она с оскорбленным видом крутанулась на месте так, что ее широкая красная юбка взвилась, открыв его взгляду полные, хорошо вылепленные икры загорелых ног.

Затем Инносенсия стремительно покинула комнату.

– Мне остается только надеяться, что она не подсыплет яду в приправу к моему бифштексу, – сказал Ник.

Спокойно выдержав негодующий взгляд Мерседес, он приблизился к ней. Тепло его сильного тела обволакивало ее, когда он встал перед ней. Ей захотелось попятиться от него, выйти из пределов того странного магнитного поля, которое, как она чувствовала, он постоянно излучал.

Но вместо этого она осталась на месте и произнесла с бесцеремонностью, ей совсем не свойственной:

– В прежние времена ты бы прогнал меня, а не ее. Ты изменился, Лусеро.

Он беспечно пожал плечами и стал накручивать на палец отделившийся от ее прически локон.

– Не знаю… может быть, и так. Но ты здесь хозяйка, а она всего-навсего служанка.

– Но заодно и любовница хозяина.

Тон ее был ледяным, но в нем ощущалась горечь непрощенной обиды. Лусеро и об этом подробно поведал ему. Он когда-то смертельно оскорбил Мерседес, занимаясь любовью с Инносенсией чуть ли не на глазах у своей жены.

– Она была моей пассией. Была! – подчеркнул Ник. – С тех пор мои вкусы стали изысканнее. Я полюбил блондинок.

В награду за свои слова он получил вспыхнувший на щеках супруги румянец. Ни одна женщина не останется равнодушной, если ей польстить.

Напряжение между ними возрастало с каждым мгновением, пока они, сохраняя неподвижность, стояли друг против друга.

Она спрятала внезапно вспотевшие руки в складках юбки. Его пальцы продолжали игру с ее локоном. Их дыхание сталкивалось и становилось все горячее.

– Вот ваш завтрак, патрон! Я приготовила…

О, тысяча извинений! – Ангелина растерялась. Стоя в дверях с тяжелым подносом, заставленным источающими аромат кушаньями, она не решалась внести его в столовую.

Ник обратил на нее свою лучезарную улыбку:

– Все в порядке, Ангелина. Я изголодался по твоим великолепным бифштексам.

– Боюсь, что мясо покажется вам жилистым. Нам пришлось зарезать вчера вола, который был уже в возрасте. Хиларио не смог найти ничего лучше.

В скороговорке Ангелины ощущался вполне оправданный гнев на горестные обстоятельства:

– Увы, патрон! Я уж старалась, как могла, чтобы превратить этот кусок непотребной подошвы в нечто съедобное и доставить удовольствие сеньору. Но зато у нас есть свежие перцы, и помидоры, и орешки, названные в честь Монтесумы, и когда все это запечено вместе и подано с пылу с жару, то составит приличную компанию самому тощему куску мяса. Ну а хлебушек наш превосходен, просто тает во рту.

Она приподняла руку, показывая корзинку с горячими лепешками, висевшую у нее на локте.

Николас с вниманием выслушал монолог возбужденной поварихи, а потом взглянул на Мерседес:

– Хиларио вчера успел мне поплакаться, но как могло получиться, что в таком обширном поместье, как наше, совсем не осталось скота?

– Я уже говорила тебе, что армия забирает для себя все, что пожелает, а остаток подбирают хуаристы. Мне удалось отогнать немного скота на дальние пастбища, но людей не хватает, чтобы о нем заботиться, – сказала Мерседес.

Николас в задумчивости потер подбородок:

– Я знаю, что ты уже завтракала, но, может быть, согласишься выпить со мной кофе и заодно поговорить об этих проблемах?

Он вежливо пододвинул ей стул. Ей ничего не оставалось, как покориться и занять место за столом.

Ангелина налила супругам по чашке густого крепчайшего кофе и отправилась к себе на кухню. Ник с наслаждением вдохнул аромат горячего черного напитка.

Мерседес сказала:

– Кофе уже становится редкостью. Мне говорили, что война на Юге нарушила его доставку и уничтожила почти весь прошлогодний урожай. С каждым месяцем оно дорожает. Когда наши запасы иссякнут, нам не на что будет их возобновить. Я велела Ангелине мешать кофе с цикорием, чтобы растянуть остатки.

Он отхлебнул глоток:

– Если бы ты попробовала мерзостную бурду, что пьют солдаты! То, что нам подали сейчас, я нахожу восхитительным.

В ее взгляде чувствовался неподдельный интерес.

– Война очень изменила тебя.

В ответ он сверкнул улыбкой.

– Подожди, ты еще не то увидишь… И, я надеюсь, будешь довольна.

Мерседес никак не собиралась затевать с ним долгую беседу, тем более на интимные темы. Поэтому она вновь вернулась к проблемам Гран-Сангре.

– У Хиларио имеется всего лишь около десятка пастухов, кто хоть как-то способен взобраться на лошадь и управляться со стадом. Перед твоим отъездом их было около ста.